Ислам в политике нацистской Германии (1939–1945) - [12]
После окончания войны, как полагали многие, исламу было суждено утратить свое политическое значение. Мобилизационные планы панисламистов провалились. В 1924 году халифат был формально упразднен. В некоторых странах, прежде всего, в Турции при Кемале Ататюрке, Персии при Реза-шахе Пехлеви и Албании при премьер-министре (а затем короле) Зогу, новые политические элиты стремились реализовать светские модернизационные проекты. Однако все эти тенденции не стоит переоценивать. На деле межвоенные годы вполне можно считать периодом глобального исламского возрождения. За упразднением халифата в новой Турции последовали беспорядки по всему миру. Британскую Индию сотрясло движение за возрождение халифата[92]. Когда поддержанный Лондоном Хусейн попытался объявить себя халифом в 1924 году, его разгромили фанатичные ваххабиты эмира Ибн Сауда[93]. Светские правители Анкары, Тегерана и Тираны столкнулись с ожесточенным сопротивлением своей политике со стороны благочестивых подданных[94]. Король Аманулла, модернизатор Афганистана, все 1920‐е годы сражался с исламской оппозицией, что в итоге стоило ему трона[95]. Во многих частях мусульманского мира ислам стал идейной основой новых политических массовых организаций. В Египте движение «Братьев-мусульман», основанное школьным учителем Хасаном аль-Банной в 1928 году, в течение нескольких лет стало массовым, послужив примером для политических групп от Западной Африки до Юго-Восточной Азии[96]. Всеисламские конгрессы были проведены в Мекке и Каире (оба в 1926 году), Иерусалиме (1931) и Женеве (1935) – там формировался исламский интернационал ученых, интеллектуалов и политических лидеров[97]. По мере того как становилось ясно, что великие державы не собираются предоставлять мусульманам на Ближнем Востоке, в Африке и Азии право на самоопределение, возрождался исламский антиимпериализм, развивавшийся наряду со светскими антиколониальными движениями[98].
В течение 1920–1930‐х годов британские, французские, голландские, итальянские и советские власти сталкивались с местными группами сопротивления в своих мусульманских владениях – те призывали к джихаду против ига иностранцев[99]. Призрак исламского мятежа на северо-западной границе Индии отразился даже в знаменитых голливудских фильмах, например в «Жизни бенгальского улана» (1935), с впечатляющими сценами молящихся и сражающихся масс мусульман. Это был, по-видимому, любимый фильм Гитлера – фюрер и его свита не раз просматривали его в личном кинотеатре в Бергхофе[100].
На протяжении межвоенного периода ислам оставался в повестке дня немецкого чиновничества[101]. В то время, особенно в 1930‐е годы, эксперты публиковали множество статей и книг о роли ислама в международной политике и мировом порядке, тем самым создавая дискурс, который работал и в годы Второй мировой войны. По-видимому, самым важным центром таких дискуссий стал Институт геополитики, основанный в Мюнхене Карлом Эрнстом Хаусхофером, где ученые обсуждали роль ислама в грядущем мироустройстве[102]. В журнале института (Zeitschrift für Geopolitik) часто печатались статьи о значении халифата, политике европейских империй в отношении ислама и возрождении панисламизма. Эксперты института всерьез считали религию мощной силой в международных делах и писали о «геополитике религии» (Religions-Geopolitik)[103]. Сам Хаусхофер живо интересовался исламским миром, испытывая слабость к явлениям с приставкой «пан-» – паназиатским, панъевропейским, панисламским[104].
В этих дискуссиях постоянно повторялась тема отсутствия в исламе политического и религиозного центра после упразднения халифата. В ноябре 1938 года писавший для Zeitschrift für Geopolitik Ханс Рабль ставил вопрос об институте халифата в геополитической перспективе[105]. Даже лишившись после Первой мировой войны своего центра, значение которого было переоценено, ислам, как заявлял этот автор, сумел сберечь свою «энергетику» и политический потенциал. Обсуждая последствия этого факта для европейских держав, Рабль уверял читателей в сохранении политического антагонизма между исламом и колониальными империями англичан и французов. Одновременно он позитивно отзывался о «необычайно разумном и внимательном отношении к мусульманской вере», которое демонстрировал Муссолини, поясняя, что благодаря этому в «широких кругах мусульман» дуче считается «покровителем ислама»[106].
Спустя два месяца после начала Второй мировой войны политолог Ганс Линдеман дал исчерпывающий обзор геополитики ислама[107]. В своей статье «Ислам восстает и атакует» он утверждал, что эта религия обеспечивает тесную связь между странами и континентами, а это делает ее важным игроком мировой политики[108]. Линдеман рассмотрел исламские движения по всему миру и их влияние на стратегию европейских держав
