Искусство творения - [23]

Шрифт
Интервал

Опыт был проведен. Об эксперименте заговорили, как о крупном событии. Именно в этот момент на страницах журнала «Яровизация» появилась статья Авакьяна. Он развенчивал опыт с поразительным знанием подробностей, вскрывал погрешность за погрешностью в методике исследования, как будто подсмотрел их из-за спины экспериментатора. От кажущегося успеха ничего не осталось, все было разрушено до конца. Мог ли экспериментатор догадаться, что Авакьян глаз не сводил с его работы, повторяя за ним каждую манипуляцию, чтобы разгласить потом на весь мир его ошибки.

Курьезам и водевилям полагается веселая развязка. Институт, присудивший ученую степень экспериментатору, дал такую же награду Авакьяну. Отрицание и утверждение одной и той же теории были одинаково отмечены.

Таково было вступление.

— Умеете вы ухаживать за хлопчатником? — спросил Лысенко своего нового помощника.

— Да, я был два года агрономом.

Из короткого разговора ассистент узнал, чего именно от него ждут. Ему поручалось разработать приемы чеканки, сделать технику легкой и доступной для каждого, изучить, как и когда надо начинать эту малоизвестную процедуру, и, разумеется, учесть особенности условий Украины, Кавказа и Крыма. В некоторых случаях поломка вершинки приводит к буйному росту бесполезных побегов. Как предотвратить такого рода зло? Выяснить попутно, как реагирует хлопчатник на чеканку в различных условиях среды. Все это надо было разрешить в два-три месяца, ни в коем случае не позже. Предполагалось, что ассистенты будут участвовать в организации курсов, в занятиях со звеньевыми и бригадирами, в подготовке сотрудников института, агрономов и штатов селекционных станций. Работы было достаточно, чтобы перегрузить научное учреждение со штатом в сто ассистентов.

Так начались неистовые дела Авакьяна.

Он в тысячах вазонов высеивает хлопковые зерна, создает климаты и почвы, разнообразию которых могла бы позавидовать природа. Тысячи жизней у него на учете, в полевом журнале ведутся тысячи «куррикулюм витэ». На растениях будут изучаться приемы чеканки, бригадиры и звеньевые таким образом усвоят практический курс. Медлить нельзя, хлопчатник в поле не скоро еще созреет, а людей подготовить надо сейчас.

Так как дел много, а времени мало, Авакьян уплотняет каждую минуту и бесконечно растягивает свой день. Ассистент обнаруживает привычку вставать поздно ночью с постели, долго бродить по теплице и возвращаться к рассвету домой. Он отказывается что-либо видеть и слышать помимо того, что имеет отношение к хлопчатнику. Таков талант: он строг и беспощаден. Когда выгоды этой системы сказались, Авакьян сделал следующий шаг — наложил на свои уста печать сурового молчания и то же самое попытался навязать другим. Что еще, в сущности, так мешает работе, как речь? Разве слово способно заменить собой дело?

Тут надо оговориться, что Авакьян никогда не любил многословия, опасался дебатов, тостов, филиппик. Ему явно нехватало того, что принято считать красноречием. Как бы там ни было, но в это трудное время он даже отказался от своего любимого слова «вещички». И дома, и в институте — одна лишь мысль о чеканке, о хлопчатнике, вазоны которого заполняют стеллажи теплицы, окна и кухню скромной квартиры, где жил Авакьян. Хлопок вытеснял его из собственной жизни.

Лысенко являлся в теплицу, долго разглядывал растения, словно читал по их виду, как по книге, и заводил с ассистентом разговор. Они стояли друг против друга, усталые, измученные напряженным трудом: один худой, с глубоко запавшими глазами, другой — плотный, приземистый, с пламенеющим взглядом. Они говорили по-русски: один с украинским выговором, другой с армянским. Но не поэтому было трудно их понять. Они объяснялись намеками, понимали с полуслова друг друга, как это бывает, когда два сердца живут одним чувством и помыслом.

Лысенко не давал покоя ни себе, ни другим. Он поднял на ноги весь институт. Все, от мала до велика, трудились на благо хлопковых полей. Многим было нелегко, подчас очень трудно, но не бросать же из-за этого дела.

— Если на фабриках и в колхозах, — говорил Лысенко, — сегодняшний рабочий заменяет пятерых вчерашних, почему должна быть исключением наука?

Солидные люди пытались ссылаться на свою специальность. Помилуйте, у него диплом и десятки печатных трудов, как можно загружать его черной работой?

Оказывается, шеф не признает специальностей в таких важных случаях.

— Ничего, ничего, — утешал он почтенных ученых, — работа принесет вам огромную пользу.

Сам он делает все, не гнушается ничем: обучает и учится, пишет инструкции, брошюры, обращения, разрабатывает планы и снова переделывает их. Только что выяснились новые факты, надо внести это в инструкцию. Тираж уже готов? Что же, придется перепечатать. В десятый уже раз? Так ли уж важно, в какой именно раз? Он бракует брошюру, претерпевшую семнадцать редакций, и приказывает заново печатать ее.

— Что значит «чеканить после четвертого или пятого бутона»? Звеньевая спросит, когда же именно, после четвертого или пятого бутона?

Кучка людей в несколько недель обучила чеканке восемнадцать тысяч бригадиров, звеньевых и агрономов, распространив свою деятельность на Крым, Украину и Черноморские районы. Пока семинары обучали звеньевых, Авакьян тем временем разрабатывал предмет обучения — метод чеканки. Каждый день приносил ему какую-нибудь новость, очередное дополнение к процедуре обламывания вершинки куста. Он спешил с ней к Лысенко, а оттуда на семинар к бригадирам и звеньевым. Те, которые прошли уже курс и успели уехать, получали эту новость по почте. Все без исключения должны ее знать.


Еще от автора Александр Данилович Поповский
Во имя человека

Александр Поповский известен читателю как автор научно-художественных произведений, посвященных советским ученым. В повести «Во имя человека» писатель знакомит читателя с образами и творчеством плеяды замечательных ученых-физиологов, биологов, хирургов и паразитологов. Перед читателем проходит история рождения и развития научных идей великого академика А. Вишневского.


Павлов

Предлагаемая книга А. Д. Поповского шаг за шагом раскрывает внутренний мир павловской «творческой лаборатории», знакомит читателей со всеми достижениями и неудачами в трудной лабораторной жизни экспериментатора.В издание помимо основного произведения вошло предисловие П. К. Анохина, дающее оценку книге, словарь упоминаемых лиц и перечень основных дат жизни и деятельности И. П. Павлова.


Повесть о несодеянном преступлении. Повесть о жизни и смерти. Профессор Студенцов

Александр Поповский — один из старейших наших писателей.Читатель знает его и как романиста, и как автора научно–художественного жанра.Настоящий сборник знакомит нас лишь с одной из сторон творчества литератора — с его повестями о науке.Тема каждой из этих трех повестей актуальна, вряд ли кого она может оставить равнодушным.В «Повести о несодеянном преступлении» рассказывается о новейших открытиях терапии.«Повесть о жизни и смерти» посвящена борьбе ученых за продление человеческой жизни.В «Профессоре Студенцове» автор затрагивает проблемы лечения рака.Три повести о медицине… Писателя волнуют прежде всего люди — их характеры и судьбы.


Пути, которые мы избираем

Александр Поповский известен читателю как автор научно-художественных произведений, посвященных советским ученым. В книге «Пути, которые мы избираем» писатель знакомит читателя с образами и творчеством плеяды замечательных ученых-физиологов, биологов, хирургов и паразитологов. Перед читателем проходит история рождения и развития научных идей великого Павлова, его ближайшего помощника К. Быкова и других ученых.


Испытание

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям.


Рекомендуем почитать
Молодежь Русского Зарубежья. Воспоминания 1941–1951

Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.


Заяшников Сергей Иванович. Биография

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь сэра Артура Конан Дойла. Человек, который был Шерлоком Холмсом

Уникальное издание, основанное на достоверном материале, почерпнутом автором из писем, дневников, записных книжек Артура Конан Дойла, а также из подлинных газетных публикаций и архивных документов. Вы узнаете множество малоизвестных фактов о жизни и творчестве писателя, о блестящем расследовании им реальных уголовных дел, а также о его знаменитом персонаже Шерлоке Холмсе, которого Конан Дойл не раз порывался «убить».


Русская книга о Марке Шагале. Том 2

Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.


Дуэли Лермонтова. Дуэльный кодекс де Шатовильяра

Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.


Скворцов-Степанов

Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).