Искусство рисовать с натуры - [9]

Только сейчас ощутив резкий запах горелого теста, Наташа тоже, как положено, взвизгнула и машинально схватила сковородку голой рукой и, конечно, тут же обожглась и с грохотом уронила сковородку обратно на плиту, тряся обожженной рукой, и Надя, вскочив, схватила тряпку, опрокинув по пути рюмку с шампанским, и кинулась на выручку, а кухня уже наполнялась сизо-голубым дымом.

Спустя пять минут Надя хмуро счищала в мусорное ведро сгоревшие оладьи, покачиваясь из стороны в сторону, и ворчала:

— Кто-то говорил, что все это глупости? Что ж этот кто-то так заслушался, что забыл о своих драгоценных сковородках?!

— Не обольщайся, — отрезала Наташа, нежно обмазывая руку подсолнечным маслом. — Ты болтаешь занятно, но неубедительно. Я просто задумалась. Может, я и сама являюсь частью твоей статистики.

— Как это?

— Вон там, — Наташа махнула здоровой рукой в сторону противоположного дома, — раньше жила подруга моей матери. Как-то мать поехала к ней по каким-то делам и взяла меня с собой. Мне было четыре года. Они стояли во дворе и разговаривали, а я вышла на тротуар. Нет, на саму дорогу я не пошла. Я была очень послушным ребенком. Там, у кромки тротуара была маленькая одуванчиковая полянка, и я села там прямо на землю и рвала одуванчики. А по дороге ехал грузовик. Я не знаю, что случилось потом, шофер сказал матери… что-то там с рулем было — не помню я. Я не успела встать, я вообще не успела ничего понять. Что-то огромное пронеслось мимо — с грохотом, с визгом — тогда я подумала, что это какое-то чудовище. А в следующий момент я уже была на руках у мамы и ревела ей в шею, а мать кричала как сумасшедшая. Но я мало что помню… — Наташа пожала плечами и отвернулась.

После ее Надя вдруг как-то поскучнела и засобиралась домой. Ехать ей было далеко, и Наташа скрепя сердце предложила Наде остаться на ночь — Паша не жаловал ночных гостей. Но Надя неистово замахала руками, словно сумасшедший дирижер.

— И не уговаривай! Я лучше прогуляюсь по ночным улицам. Парочка маньяков приятней драконьих взглядов твоего мужа. Нет, пойду до дому — может, Славке позвоню, может, посмотрю какой-нибудь глупый американский фильм — из тех, где одному идиоту отрывает ноги, а второй подбегает к нему и спрашивает: «Сэм, что с тобой?» или «Ты в порядке?», а первый, хрипя в агонии, отвечает: «Е, ай эм о» кей». Да мне еще текст писать…

Она зевнула, возясь с дверным замком. Наташа подумала, что с тех пор, как они пили сок на балконе, Надя стала выглядеть хуже — то ли с тех пор было много презентаций и годовщин, то ли Надя одержима идеей о дороге гораздо сильнее, чем кажется.

— Бросай заниматься ерундой. Старовата ты для игр в Икс-файлз, — посоветовала Наташа, помогая ей открыть дверь.

— Откуда ты знаешь? — Надя с тоской посмотрела на себя в зеркало. — Я люблю загадки. Может, во мне это заложено. Все, что в нас заложено, рано или поздно выползает наружу, — она погрозила подруге пальцем. — От этого не избавиться.

— Подумай о чем-нибудь менее загадочном. Хотя бы о Славке. Нормальный парень и выносит все твои закидоны. Я хочу погулять на твоей свадьбе раньше, чем мне стукнут шестьдесят.

Надя засмеялась и начала спускаться по лестнице. Наташа не закрывала дверь, чтобы свет из коридора освещал ступеньки — на трех этажах не было лампочек. Глядя, как Надина фигура спускается к освещенным пролетам, Наташа неожиданно почувствовала глубокую печаль и странное чувство вины, как будто Надя приходила к ней за чем-то жизненно важным для нее, а она ей отказала. Она слышала как Надя, спускаясь, споткнулась, сделала еще несколько шагов, остановилась и гулко сказала снизу:

— Если ты мне не веришь, то сходи на дорогу и погляди на фонарные столбы. Ты ведь никогда не смотрела. Я знаю. Я всю тебя знаю. До самого кончика твоей жалости.

— Какие столбы, зачем?! — не удержалась Наташа, но ответом ей были только быстрые шаги, и она поняла, что Надя больше не скажет ничего.

Вернувшись в квартиру, Наташа закрыла дверь и посмотрела на часы. Почти двенадцать, а Пашки нет. Но это не встревожило ее — иногда муж приходил и в два часа ночи. Говорил, что работал, да и выглядел так, словно работал. Она часто сомневалась, что работа — истинная причина его задержек, но выяснять это ей было некогда, а в последнее время, особенно после того дня, когда они с Надей впервые заговорили о дороге, она уделяла все меньше внимания поздним возвращениям Паши. Ее даже меньше стал заботить вопрос есть ли у него любовница или он проводит вечернее время со своими друзьями. Было ли это уже полной душевной апатией или ее вниманием завладело что-то другое, она не знала и не пыталась анализировать.

Убрав на кухне, прикрыв миску с оладьями крышкой и оттерев сковородки, Наташа забрала остатки шампанского на балкон и допила их, облокотившись о теплые деревянные, изъеденные шершнем перила и глядя то вниз, на дорогу, проходившую рядом с подъездами, то вдаль, туда, где в темноте едва слышно шелестели платаны. Фонари не горели, и на дороге было темно, и свет фар проезжающих машин прокатывался издалека, задолго извещая об их появлении. Фонарные столбы. Почему столбы? При чем тут столбы? Ответ маячил где-то глубоко в подсознании, она это точно знала, но вытащить его оттуда не могла.