Искусство расследования преступлений - [37]

Отсутствие такой детальной проверки мы считаем одним из существенных минусов данного процесса.

Все указанные выше существеннейшие пробелы первоначального расследования объясняются главным образом тем основным дефектом, к систематическому изжитию которого в области следственной работы вплотную подойти оказалось возможным лишь сравнительно недавно и сущность какового может быть определена, как «стихийность», бессистемность расследования.

Очень многие следственные производства, являясь удовлетворительными с точки зрения соблюдения процессуальных норм, в то же время совершенно неудовлетворительны с точки зрения основной цели всякого расследования-раскрытия в деле материальной истины. Процессуальные нормы внешним образом соблюдены, следствие по делу закончено, а «след»-то самый безнадежно утерян, преступление осталось нераскрытым. Дело идет на прекращение, за необнаружением виновных или недостатком улик. Но что было сделано для того, чтобы «след» найти, чтобы запутанный клубок распутать? На первый взгляд сделано все: свидетели допрошены, длинная цепь протоколов налицо. Но более внимательное ознакомление с делом доказывает, что в действительности следователь брал по делу лишь те доказательства и факты, которые, если можно так выразиться, сами плыли к нему в руки, брал их в том виде и в той несвязанности между собой, в какой они сами собой «самотеком» получались, что в действительности на всем протяжении следствия царила «стихийность». Плана, инициативы самого следователя, пытливого искания и творчества — ни на йоту. В сущности, вместо доподлинного расследования и искания истины, оказывается чисто обрядовая регистрация всевозможных фактов, которые всплыли сами собой.

Для того, чтобы покончить с подобным явлением, необходимо, чтобы по каждому более или менее сложному делу был выработан предварительный ориентировочный план. Конечно, на основании первоначального материала выработать такой план, который был бы во всех своих деталях застрахован от необходимости внесения тех или иных коррективов, невозможно. Пусть в процессе работы отпадут под ударами выяснившихся фактов некоторые легшие в основания плана предпосылки. Значение ориентировочного плана этим не умаляется; он с самого начала наметит приблизительные границы расследования, способы его, порядок и последовательность действий по делу следователя, он поможет осмыслить всю дальнейшую работу, связать ее единством продуманной идеи, положит конец указанной бессистемности, на почве которой неизбежен ряд упущений.

Первоначальное расследование заканчивается постановлением о направлении дела на прекращение за недостаточностью улик.

Вот оценка собранного по делу доказательственного материала следователем.

«Анализируя все вышеизложенное, приходится делать вывод, что возможно и убийство и самоубийство. За первое говорит: 1) трудно допустимо спокойное состояние лица умершей Ивановой и положение ее трупа, так как редкий самоубийца бывает настолько хладнокровен, что переживания не отражаются на чертах его лица и положении тела; 2) история с револьвером, который Иванова взяла для того, чтобы, любя мужа, спасти его; 3) недопустимая растерянность семь раз раненного в боях Иванова, допустившего вынести труп из сарая до прибытия следственных властей; 4) его скверная жизнь с женой, не соответствующей, по его словам, его умственному и идеологическому мировоззрению; 5) трудно допустить мысль, чтобы без всякого повода и душевного волнения Иванова, которая пережила ряд объяснений с Ивановым на почве его связи с другими женщинами и которая любила детей, могла покончить самоубийством; 6) представление Ивановым большого количества рекомендаций и других документов тоже говорит против него, так как указывает якобы на стремление выгородить себя; 7) отсутствие каких бы то ни было записок, тогда как большинство самоубийц их оставляет.

За самоубийство говорят только такие обстоятельства, как плохая семейная жизнь и покушение на самоубийство в Симферополе в 1923 г.

Смерть Ивановой остается неразгаданной, так как веских оснований и хотя бы косвенных улик, кроме предположений об убийстве, нет, так как в начале следствия было упущено самое основное — вскрытие трупа, которое могло бы дать возможность судить, умерла ли Иванова во время сна или нет — сделано не было».

Нетрудно понять дефекты данной цепи умозаключений: о шаткости первого звена (насчет «спокойного состояния лица») уже сказано было выше. Отсутствие своевременного вскрытия трупа, которое якобы дало возможность судить, умерла ли Иванова во время сна или нет, следователь считает основной причиной полной невозможности разгадать смерть Ивановой. Но подобное рассуждение еще более слабое звено, чем рассуждения о состоянии лица покойной.

Вскрытие, если бы оно и было произведено, ответа на интересующий нас вопрос дать не могло, ибо наука не располагает пока соответствующими возможностями.

Шатким является умозаключение по поводу «отсутствия каких бы то ни было записок, так как большинство самоубийц их оставляют».

Вместе с тем, из оценки доказательственных улик совершенно выпала установленная (хотя и не путем осмотра, а показаниям свидетелей) картина положения трупа и револьвера, далее, выпал анализ взаимоотношений Иванова с Ш. и переписки.