Искусство проклинать - [59]
Док настороженно молчит и я иду в наступление: И охота же тебе бросать в праздник семью! Док, ну ты-то… Ты же понимаешь, что я привычная, что я могу справиться с чем угодно? Что мне легче переживать некоторые вещи одной? Перетерпеть первый спазм, а потом взять себя в руки… Ты ведь всё про меня знаешь, Док… Сиди дома, прошу тебя!
— Я не дома, Тинатин, я в больнице. У нас тут снова чёрте что… Хотел вырваться к тебе ненадолго — в голосе Дока нет ни капли веры в мои слова, но я не даю ему продолжать разговор на эту тему.
— Ничего, позже увидимся, Док! Мне нужно в церковь. Давай завтра, Док, а? Я позвоню. Хорошо?
— Не очень-то хорошо, но делать нечего, завтра так завтра — ворчит он. Я облегчённо бросаю трубку.
К чёрту! Всё к черту! Сочувствие — одно из самых благородный стремлений на свете, да! Но никто, никогда и нигде не в силах разделить с человеком горе во всей его полноте! Никто не может проникнуться моей потерей до конца! И я не могу до самой глубины понять эту немыслимо страшную трагедию Дана! Мальчика больше нет! Такого чудесного, прекрасного, чистого и абсолютно необыкновенного мальчика! Его больше нет и никогда не будет! Бесполезно выть и плакать! Проклиная свою вину, своё неумение видеть вперёд…
Подумать только, он целых десять минут, СВОИХ ПОСЛЕДНИХ ДЕСЯТЬ МИНУТ, был один! Шёл по земле и я была недалеко, но занималась какими-то дурацкими хозяйственными делами, вместо того, чтобы висеть у него на руке и любоваться его изумительно живым лицом! Больше у мира не будет такого лица! Его никогда не будет! Дана — не будет, его нет…
Ночью я разделась и легла в постель как положено, после душа и вечернего чая из трав. Снилось непонятное: полулюди-полутени, звуки, голоса, цветы и птицы. Что-то мягко толкнуло в грудь, и я открыла глаза. Крестик на груди нагрелся и мягко скользнул вниз. Снежная крупа тихо билась в стекло, телефон молчал…
Одеяло не закрывает лица, лежать свободно… Что это? Я влезла ногами в шлёпанцы, накинула халат, спустилась вниз. Газ выключен, котёл гудит ровно, нигде не капает вода, свет не горит… Что там на лестнице? Я поёжилась, открыла входную дверь со второго этажа и оглядела сверху ступени и перила. В райке кто-то сидел на левом стуле, прикрытый вьющейся лианой. Я включила свет и заледенела сразу, с одного короткого вдоха. Это был Дан.
Он сидел на стуле из пластика цвета «слоновой кости» в чёрном, чуть широковатом костюме и белой рубашке, привезённых Васо из универмага на похороны, и его лицо и руки выделялись на окружающей цветовой гамме, чуть ли не светились призрачной голубоватой белизной.
Мне не пришло в голову, что это чья-то злобная шутка. Я не стала перебирать в уме вариантов чудовищного злодейского розыгрыша. Никаких муляжей, голограмм, преломления изображений, фотографий и прочих изобретений… ЭТО БЫЛ ДАН! Он шевельнулся, и поднял ко мне неподвижное, нереально бледное лицо с густыми тенями глазных впадин. Я снова коротко вздохнула и воздух упал внутрь ледяным комком.
— Дан…
Ноги отрывались от пола с трудом и не слушались. По ступеням их немного легче было переставлять вниз. Я шла в вечность. Или не шла совсем… Я не помню, как приблизилась к Дану. Он был почти неподвижен, с опущенной снова головой, стиснутыми пальцами, белый, как снег за окном… Я уже кричала, визжала про себя тонким, пронзительным, диким голосом, и чувствовала каждый заледеневший волосок на голове…
Он умер. Я сама закрыла его чудесные синие глаза. Я видела страшные раны на его теле, разорвавшие грудь там, где было сердце, и потребовала, чтобы его сердце не вынимали для экспертизы, потому что и так всё было понятно. У меня лежала в пакете на антресолях пропитанная кровью одежда, его и моя. Дан умер и его похоронили на городском кладбище два дня назад. Но сейчас передо мной сидел Дан. Это он и никто другой, загримированный и переодетый.
— Дан, Дан! Как же это?
Я тронула его руку, и она была холоднее арктических льдов. Твёрдая заледенелая кисть послушно прогнулась у меня в ладонях. От него не пахло тленом, только слегка — ладаном и больницей, немного снегом. Я приподняла за подбородок его лицо, и заглянула в глаза. Они были открыты, такие же синие, глубокие, почти небесной прозрачности… И они меня видели.
— Господи, да что же… Как это случилось? Кто это сделал? Зачем?
Я с размаха ударилась коленями прямо об каменный пол, и не почувствовала боли, только холод. Беспредельный холод, сковывающий все мысли! Наверно, это продолжалось долго, время тоже застыло и потеряло значение. Я не знаю, что делала и говорила, а он всё сидел, уронив голову, неподвижно и безжизненно.
— Что же делать? Что мне делать! Что делать?
Такого полного ощущения ужаса, пустоты и безнадёжности у меня не было никогда. Можно было выть, биться головой об цемент, лупить себя по щекам, кусать руки, рвать волосы на темени — всё это было. Мне не снилось, мне не казалось, я не сошла с ума…
Дан шевельнулся, и я подняла голову. За окном светало. Тонкий, бледный луч света упал на колено, обтянутое «последним костюмом», в котором Дана уложили в гроб, и это воспоминание снова до хруста свело мне челюсти. Жидкий солнечный зайчик коснулся бескровных рук, и они вздрогнули. Я услышала страшный, знакомый запах горелой плоти. На указательном и безымянном пальцах его правой кисти появились голубоватые пятна.
Покорная рабыня яркой, агрессивной, тиранической лучшей подруги, которая, может, и желает ей добра, — но постоянно, жестко ломает её волю, делая из мягкой, доброй девушки безжалостную «охотницу на мужчин». Она терпела долго… может, и слишком долго. Но когда — то ли из каприза, то ли в порядке «урока жизни» подруга увела единственного, кто был ей дорог, её терпение ЛОПНУЛО. Теперь «пай-девочка» готова сражаться — ЗА СЕБЯ И СВОЮ ЛЮБОВЬ. И правил в этой войне НЕ БУДЕТ!..
Крупный бизнесмен Георгий Мартов стал для своей юной жены Литы всем — учителем, возлюбленным, другом, отцом ребенка… Тем страшнее оказалось горе Литы, когда ее супруг внезапно умер. Молодая адова не в силах забыть Георгия. Снова и снова она рисует в воображении картины недолгого счастья их совместной жизни, снова и снова переживает боль утраты… Новый брак? Новые отношения? Она не желает думать об этом. Но однажды в жизнь Литы буквально врывается красивый обаятельный и загадочный Иван — сын Мартова от первого брака, только что вернувшийся из-за границы…
Год назад тихий провинциальный городок шокировала новость о загадочной гибели семнадцатилетнего Линка Миллера. Его тело было найдено в лесу, но вскрытие показало, что он утонул. Ноэми тяжело переживает потерю близкого друга. Только она знает, что в том лесу есть озеро, которое никто не может увидеть. Неожиданно девушка начинает получать сообщения от имени Линка, и события принимают опасный оборот. Ноэми обращается за помощью к своему сводному брату и младшей сестре Линка. Втроем им предстоит разгадать тайну гибели ее друга. «История настолько будоражит, что невозможно сомкнуть глаз до утра». – @darabooks «Дебютный роман Нагамацу соединяет мистику и меланхолию в стиле “Ривердэйла”.
Скоро Рождество. В самом сердце маленькой деревушки приютился маленький отель. Во время неожиданного снегопада он становится убежищем для шести человек. Мэри четыре года пыталась убедить своего босса Джека обратить на нее внимание, но до сих пор он видел в ней только хорошую помощницу. Изменит ли этот день что-то в их отношениях? Бридж и Люк пришли на встречу, чтобы обсудить развод. Но, внезапно оказавшись в ловушке погоды, они вспоминают всё то хорошее, что было между ними все эти годы… Чарли и Робин направлялись в роскошный отель в Шотландии, но случайная остановка вынуждает их задаться вопросом: а не найдут ли они то, что искали там, в этой маленькой гостинице на краю мира? Или, может быть, они обретут нечто большее?
Помогла подружке, называется! Сыграла Снегурку! Но кто ж знал, что Снегурочкой мне предстоит быть не на детском утреннике, а на корпоративе, ещё и в безобразно коротком платье? И что среди гостей будет мой шеф?! Даниил Сергеевич — богатый красавчик, мечта любой женщины. Вот только для меня он — враг и отвратительный босс. А я для него серая мышь, невесть как прижившаяся в столице. Нежелательная сотрудница, которую он мечтает уволить! Была. До корпоратива. Зато теперь у него на меня какие-то коварные планы… И, кажется, у меня не будет возможности отказать.
Деклан Уитмор привык бороться за желаемое, как на ринге, так и за его пределами. Отец часто говорил ему, что все стоящее в этой жизни просто так не достается. Деклану казалось, что он принимает этот девиз близко к сердцу, особенно когда в его жизни появилась Саванна. С острым, как бритва, язычком и нетерпимостью ко всякой ерунде, Саванна была полной противоположностью обычным предпочтениям Деклана, но он быстро понял, что ему никто не нужен, кроме нее. Деклан, однако, олицетворял все, от чего Саванне стоило держаться подальше.