Искусство французского поцелуя - [34]

Через минуту он повернул на мою улицу, и я указала на дом Поппи.

— Надо же, рядом с Американской библиотекой! Я часто сюда хожу.

— Правда?

Гейб кивнул.

— Да. Я много читаю. Что ж, как-нибудь вытащу тебя на чашку кофе.

— Э-э… может быть, — протянула я.

А сама подумала: хоть ты и милый парень, на нашу встречу мне придется вставить затычки в уши, потому что рак будет свистеть на горе, как заведенный. Ни за что не стану пить кофе с Габриелем Франкёром! Он же мне прохода не даст своими вопросами о Гийоме. Нет уж, благодарю покорно.

— Спасибо, что подбросил, — неловко произнесла я.

— Было очень приятно с тобой поболтать, Эмма, — сказал Гейб. — Жаль, что мне пора на ужин.

Я снова покраснела.

— Ну разумеется. — Черт подери! Я сама должна была его отшить! А он устроил все так, словно хочет поскорее от меня избавиться. — Спасибо еще раз!

Я вышла из машины и захлопнула за собой дверь.

— Всегда к твоим услугам! — сказал Гейб в открытое окно. — Счастливо!

Он помахал мне рукой и уехал, не оглянувшись.

Глава 11

В тот вечер Поппи случайно нашла обертку от жевательной резинки с номером и именем Эдуарда.

— Чей телефончик? — спросила она, помахав оберткой.

— Того заядлого курильщика, что подошел ко мне в первый вечер.

— Позвони ему! Он вроде был ничего.

— Ты с ним даже не разговаривала. И вообще, он дымит, как паровоз.

— Чушь! — заявила Поппи. — Ты ему понравилась. И твоей самооценке не повредит свидание.

Я отнекивалась, как могла, но Поппи сама набрала номер и протянула мне трубку.

— Говори посексуальнее, — посоветовала она.

Я закатила глаза.

Эдуард очень удивился, тем не менее сказал, что «канешна помнит красивую блондинку из Америки» и с удовольствием устроит для меня романтический пикник. Мы договорились встретиться в среду вечером.

— Давай купим тебе наряд! — предложила Поппи днем. Мы ушли с работы пораньше, и по настоянию подруги я влезла в маленькое черное платье «Zara» без бретелек и чересчур дорогие босоножки с ремешками и на каблуках из «Галереи Лафайет».

— Ну, теперь-то чувствуешь себя сексуальной? — спросила Поппи в метро, когда мы ехали домой.

Должна признать, чувствовала. В тот вечер я сушила волосы, красилась и одевалась дольше обычного, а когда закончила, то увидела в зеркале совершенно другого человека.

Возможно, чем больше я изменюсь, тем проще мне будет забыть о той жизни, которую я оставила в Штатах.

— Так вы недавно в нашем прекрасном городе? — спросил Эдуард, осторожно положив руку мне на спину, пока мы шли к его машине.

— Да, начинаю его узнавать.

— Надеюсь, пока он вам нравится?

— Очень.

После недолгой поездки вдоль Сены Эдуард припарковал свой маленький «рено» возле музея Орсе и, достав из багажника огромную корзину для пикника, повел меня к мосту Искусств — дивной красоты пешеходному мосту между Лувром на правом берегу и Институтом Франции на левом. Когда мы нашли свободное местечко, Эдуард вытащил из корзины идеально сложенное белое покрывало в красную клетку, затем аккуратно расправил его, выровняв по доскам моста, и предложил мне устраиваться.

— Помочь? — восхищенно наблюдая за ним, спросила я.

Он улыбнулся.

— Нет, отдыхайте.

Эдуард принес из машины iPod, маленькие колонки и включил музыку.

— Я отобрал лучшие песни Сержа Гинзбура, чтобы познакомить вас с нашей легендой.

Из колонок полился мягкий джаз, Эдуард закурил сигарету и принялся выкладывать из корзины еду, упакованную в идеальные свертки. Я не верила своим глазам — он привез с собой минимум десяток блюд, и некоторые из них я видела впервые.

— Все это ради меня? — изумленно спросила я, когда Эдуард открыл вино. — Мы ведь едва знакомы!

Он пожал плечами, затушил сигарету о доски, выдохнул облако дыма и улыбнулся.

— Ты сказала, что никогда не была на настоящем французском пикнике. А лучше места для первого пикника не найти.

Все было как в дивном сне (если не считать того, что Эдуард постоянно курил): на западе возвышался грациозный силуэт Эйфелевой башни, а на востоке я увидела две стройные башни собора Парижской Богоматери. На севере раскинулся огромный Лувр; левый берег Сены на юге был усыпан прекрасными старинными зданиями. Когда солнце начало садиться за Эйфелевой башней, яркие голубые цвета уступили место приглушенным розовым и оранжевым. У меня захватило дух; в такие минуты я горько жалела, что не умею рисовать или хотя бы фотографировать. Одними словами эту красоту описать невозможно.

Пока я благоговейно осматривалась по сторонам, Эдуард рассказал о яствах, которыми хотел меня угостить.

— Вот это — гусиный rillette.

Он открыл коробочку с серо-коричневой пастой не слишком аппетитного вида и намазал немного на французскую булку. Когда я попробовала бутерброд, мои вкусовые сосочки сплясали радостный танец на языке.

— Потрясающе! — с полным ртом проговорила я.

Паста была соленая и сладкая одновременно — никогда такого не ела.

— Это французский деликатес, — весело ответил Эдуард. — В Штатах его не найдешь.

Затем он угощал меня разными сырами, включая пряный козий и острый с плесенью. Потом я отведала маринованных корнишонов и несколько салатов — от натертой морковки невозможно было оторваться. В корзине нашлось две разновидности мясного паштета и одно странное блюдо: выглядело оно так, словно крутые яйца завернули в ветчину и желе, но вкус у них был потрясающий.