Искусство французского поцелуя - [18]

— Так, может, стоит немного подумать? — предложила я.

— Нет, надо как можно скорее спуститься и отвлечь внимание прессы от девушек. Иначе их обязательно кто-нибудь заметит, а уж они-то расскажут, как все было на самом деле.

— А мы что будем рассказывать?

— Понятия не имею.

Ее лицо помрачнело. Еще чуть-чуть, и Поппи расплакалась бы.

— Так, не волнуйся, — медленно проговорила я и взяла подругу за руку. — Что-нибудь придумаем.

Словом, пока они с Гийомом грызлись в лифте, я отчаянно пыталась забыть о красоте Гийома и составить хоть какой-то план.

— Говорить буду я, хорошо? — сказала я, поглядев мимо Гийома на измученную Поппи, когда наш лифт остановился на первом этаже. — Ты же сможешь перевести мои слова на французский?

Поппи бросила на меня озабоченный взгляд.

— А ты точно справишься, Эмма?

— Да, — твердо ответила я.

Разумеется, думала я иначе.

— Ну, то есть, ты не обязана…

— Знаю, не волнуйся.

Мы как раз успели договорить, потому что двери лифта открывались невыносимо медленно: сперва лифт встал, подергался на месте, затем дверь со скрежетом приоткрылась, и мы, наконец, вылезли из ржавой, громоздкой, местами позолоченной клетки, которую давно пора почистить антикоррозийным средством.

Когда мы вышли и вокруг лихорадочно засверкали вспышки, я была уже готова. Ну, почти.

Пресса проявляла к Гийому куда больше интереса, чем я ожидала. В «Бой банде» мне ничего подобного испытывать не доводилось, даже когда «407» были на пике популярности. Конечно, я слышала, что европейские журналисты безжалостны и неумолимы, особенно когда дело касается звезд, но не до такой же степени! Десятки взбудораженных репортеров и фотографов на разные лады выкрикивали имя Гийома.

«Я спокойна», — уверяла себя я. Осознание того, что придется взять ситуацию в свои руки, немного меня встряхнуло.

Расхрабрившись, я уверенно вышла из лифта. Следом шла Поппи, ведя за собой оробевшего Гийома.

— Mesdames et messieurs, — быстро начала моя подруга, когда мы приблизились к импровизированной сцене в правой части вестибюля.

Она подняла руки, и толпа журналистов постепенно утихла. Сработало несколько вспышек, и Гийом самодовольно улыбнулся в камеры, словно не понимая, что все собравшиеся готовы съесть его с потрохами.

— Puis-je avoir votre attention, s'il vous plaоt? Можно попросить вашего внимания?

Журналисты окончательно притихли и стали ждать что будет дальше. Поппи окинула их испуганным взглядом, словно лань, которую застал врасплох свет фар — ну, или свет вспышек. Затем она откашлялась и посмотрела на меня. Гийом пихнул меня в бок; когда я недовольно взглянула на него, он очаровательно улыбнулся и захлопал густыми черными ресницами. Я закатила глаза, пытаясь не покраснеть.

— Позвольте представить вам мою коллегу, Эмму Салливан, — сказала Поппи. Она с тревогой посмотрела на меня, затем вновь на толпу. — Эмма сделает небольшое объявление на английском. Я переведу вам ее слова. Благодарю. Merci beaucoup.

Она кивнула и отступила. Я шагнула вперед, откашлялась и улыбнулась двадцати с лишним репортерам, которые столпились вокруг меня и выглядели при этом голодными, уставшими и готовыми на все.

— Добрый вечер, — формально поздоровалась я.

— Bonsoir, — перевела Поппи.

Я сделала глубокий вдох и произнесла:

— До нас дошли слухи о неподобающем поведении Гийома Риша.

Когда Поппи закончила переводить, в воздух поднялось сразу несколько рук. Я подняла свою, давая понять, что еще не договорила.

— Порой люди выдумывают сплетни ради собственной выгоды или вызывают прессу из личных побуждений. — Пару секунд я раздумывала, стоит ли обвинять слугу в нечестности. В конце концов, вся эта суматоха началась из-за него. К тому же разве персонал отеля имеет право вмешиваться в личную жизнь постояльцев? — Мне неизвестны мотивы человека, позвонившего вам. Возможно, это просто досадное недоразумение. Уверю вас, ничего дурного в номере Гийома Риша сегодня не происходило.

Поппи заговорила уже гораздо увереннее, и вновь несколько рук взлетело в воздух, репортеры зашумели. Я посмотрела на них и невольно встретилась взглядом с брюнетом лет тридцати, в очках, который стоял в переднем ряду и морщил лоб.

Он был симпатичный. Очень даже. Классическая французская внешность: зеленые глаза, пушистые ресницы, загорелая кожа и мужественный подбородок, оттененный щетиной. Увы, на его лице застыло выражение глубокого скептицизма, что автоматически сделало его менее привлекательным в моих глазах. Я практически слышала, как он произносит: «Я тебе не верю». Откашлявшись, я отвела взгляд, пока, чего доброго, не покраснела от стыда.

— Этим вечером мы с коллегой, Поппи Миллар, встретились в номере Гийома Риша, чтобы обсудить долгожданный выход его альбома в Британии и Соединенных Штатах, — продолжала я.

Поппи торопливо перевела все на французский. Я снова глянула на журналиста в очках, и тот не отвернулся. Решительности у меня поубавилось. Почему его взгляд так меня нервирует?

— Мы работали несколько часов, и я с радостью сообщаю вам, что презентация альбома состоится в Лондоне через три недели, пока моя подруга переводила, я мысленно похвалила себя за то, как ловко мне удалось разрекламировать предстоящее событие. Все шло нормально.