Искусница - [3]

Теперь он живет в желтом, без украшений, доме, который тупым углом выходит на «канаву». Он читает Достоевского и находит много общего между собой и старухой-процентщицей. Он также жалеет и любит Мармеладова. С этим персонажем у Морана тоже много общего.

Ему нравится Санкт-Петербург.

По ночам ему снится Калимегдан, и он плачет.

Обо всем этом знал безумный снег, облепляющий Морана со всех сторон, точно в попытке сделать из него форму для отливки.

А потом вдруг снег окончательно измельчал и закончился. И когда Моран раскрыл мокрые от растаявших снежинок глаза, он увидел над собой голубое небо.

* * *

Разумеется, голубое небо было здесь чистейшей воды лицемерием. Ему не хотелось верить — как невозможно поверить пьянице, занимающему деньги с заверением, что завтра же отдаст, как невозможно верить лживой женщине, фальшивому мужчине, хитрому ребенку, сумасшедшей старухе.

В Петербурге вообще немного нашлось бы того, чему Джурич Моран мог бы поверить с легкой душой, и менее всего — ясному голубому небу. Вот западный ветер — другое дело; западный ветер присутствовал здесь несомненно.

— Под голубыми небесами, — бормотал Моран, — великолепными коврами… Ложь! — Озлившись, он огляделся по сторонам. Снег уже таял, оставляя обильные черные лужи. — Ложь! Все ковры здесь ощипанные и траченные молью. Ни одного пристойного гобелена. В Эрмитаже недурны, но там они краденые. Даже этого не смогли! Не могли украсть приличного снегопада!

Разумеется, Морану — владельцу маленького туристического агентства, — приличней и куда разумней было бы благословлять чахлую чухонскую природу Питера за то, что она так упорно выдавливает жителей из этих краев и заставляет их, хотя бы на время отпуска, стремиться куда-нибудь подальше отсюда — dahin, dahin!..

Но Моран отнюдь не собирался никого благословлять. Он был суров и справедлив, как и подобает истинному троллю. Он всегда был за честную игру. Он отдавал себе отчет в том, что всего в здешней жизни добился сам, без чьей-либо помощи. И уж всяко — без помощи неосмысленной и неодушевленной стихии. Его агентство «экстремального туризма» пользовалось популярностью вовсе не из-за погодных условий Санкт-Петербурга. Клиентами Морана становились хронические неудачники, беглецы от реальности, иногда принимающей угрожающие формы, — например, формы бывшей жены или недовольных бандитов. И Моран охотно отправлял их в места, абсолютно далекие от здешней реальности.

Джурич Моран отправлял их в Истинный Мир.

Кое-чего Моран, разумеется, своим клиентам не договаривал. Никакой лжи, просто не вся правда. Маленький грязный секретик Морана заключался в том, что рано или поздно все его клиенты в Истинном Мире погибали. Те немногие, кому удавалось выбраться оттуда живыми, оставляли после себя нечто вроде небольшой космической катастрофы. Моран именовал этот феномен Апокалипсисом. Условно. На самом деле он просто не придумал более подходящего термина.

Так или иначе, никто из возвратившихся не находил дороги обратно. И в агентстве «экстремального туризма» они тоже не появлялись, хотя некоторые обстоятельства заставляли предполагать, что эти люди находятся в Питере. Морану оставалось только гадать — каких дел его клиенты наворотили в Истинном Мире и удалось ли им уничтожить хотя бы один из тех опасных предметов, которые послужили причиной всех нынешних несчастий Морана.

Джурич Моран почему-то надеялся, что, ликвидировав чужими руками свои дары, — а наиболее опасными были признаны пять, — он заслужит прощение и будет каким-то образом возвращен в Калимегдан. Ему не хотелось даже предполагать, что произойдет, если Мастерам из Калимегдана станет известно о его агентстве «экстремального туризма» и о прочих проделках.

Самым трудным в теперешней работе Морана было найти подходящего человека. Такого, чтобы способен был на поступок. Без способности на поступок немыслимо найти артефакт и уж тем более — уничтожить его. Даже тарелку нарочно разбить — и то решиться надо.

Разумеется, Моран как добросовестный туроператор немного помогал клиентам освоиться в Истинном Мире — хотя бы на первых порах. Снабжал их небольшим арсеналом необходимых знаний и умений, нивелировал языковые барьеры, даже добавлял своим подопечным толику харизмы.

Но преимущественно Морану попадались совершенно безнадежные экземпляры, которые, чтобы выжить в Истинном Мире, мгновенно просились там в рабство и тихонько влачили дни где-нибудь на скотном дворе, возле спокойной коровьей задницы. При мысли о таких Моран презрительно кривил губы. Что ж, по крайней мере, там их научат относиться к труду как подобает, без ужаса или сентиментального сюсюканья.

Истинный Мир потому и называется Истинным, что там все абсолютно реально. Без буферов, смягчающих удар. Болит голова — никаких тебе анальгинов, будет болеть голова. Наставила рога неверная жена — никаких тебе психоаналитиков, будешь ходить обосранный, пока не убьешь соперника. Ну и опасный секс, конечно. Секс без всякого милосердия, еще более рискованный, чем путешествие или битва. В Истинном Мире не существует ничего, что стояло бы между жизнью и тобой. Немногие такое выдерживают.