Искушение ночи - [26]

Он пробежал взглядом письмо.

«Моя дорогая дочь. Мне не следовало так бурно протестовать. Ты знаешь, что старые люди подчас ведут себя глупо. Мы все ужасно скучаем по тебе.

Твоя любящая мама».

Герцог усмехнулся и, когда поднял голову, встретил взгляд Виктории. Она улыбалась мягко, почти нежно.

– Вы действительно ее любите? – спросил он с легкой завистью.

Его мать была добра, но держалась отчужденно; он не разговаривал с ней до похорон двоюродного дяди, когда заверил, что ее доход и дом останутся за ней пожизненно. Отца он почти не помнил.

– Это моя мать, – просто сказала Виктория. – Она не нуждается во мне, только делает вид, чтобы утешить меня. Ведь я так и не вышла замуж.

– А почему вы не вышли замуж?

Виктория бросила на него гневный взгляд. Сейчас она все ему расскажет, подумал Рейберн, или замкнется в себе. Навсегда.

– Кому это знать, как не вам, – сказала наконец Виктория.

Байрон сел напротив на каменную скамью, встроенную в стену. Единственное, что ему хотелось ощутить, – это волнение. Он весь напрягся, но напряжение было приятным, как если бы силы, которые держали в плену Викторию, как долго это ни продолжалось, захватили теперь и его, и, чтобы освободиться, необходимо узнать их источник.

Он протянул руку и коснулся ее лица. Глаза у нее были круглые, светящиеся и полные боли, которая нашла отклик в его сердце.

Виктория закрыла глаза, наклонившись навстречу его прикосновению – радуясь, что можно позволить себе уйти, хотя бы ненадолго. Он провел пальцем по ее щеке. В этой ласке не было ни намека на эротику, но она почувствовала, как ее тело отзывается на эту ласку, и порадовалась его порывам, его свободе, которая пробилась сквозь все ограничения. Если бы это мгновение могло длиться вечно...

– Кто он? – тихо спросил Рейберн. – Я знаю, вы хотите мне рассказать, потому что сами заговорили на эту тему. Итак, кто был первым?

Виктория отпрянула, открыла глаза и посмотрела в непроницаемое лицо Рейберна.

Господи, ведь он прав. Ей хочется рассказать ему, излить душу. Но это так тяжело! Виктория заколебалась. Осторожность, как всегда, взяла верх.

– Первым, ваша светлость? Как вы изящно выразились. И сколько же, по-вашему, у меня было любовников?

– В таком случае кто был до меня, миледи? – В этом официальном обращении слышалась презрительная нотка, насмешка над ее официальным обращением.

– Не имеет значения. – Ей расхотелось рассказывать ему. Может быть, кому-нибудь, когда-нибудь, но не этому холодному герцогу, которого она почти не знает.

– Если бы не имело значения, вы бы рассказали мне, и все. – Голос его стал глубже, мягче, в глазах появилось что-то похожее на сочувствие. – Я вас не выдам, леди Виктория. Доверьтесь мне.

Виктория, как ни странно, верила герцогу.

– Его звали Уолтер. Он был старшим сыном одного графа, и мы влюбились друг в друга, по крайней мере нам так казалось. – Она чуть заметно улыбнулась и покачала головой. – Теперь я понимаю, что это была не любовь, а страсть.

Рейберн провел пальцем по ее носу, задержав палец на его кончике.

– Вам нравилось, когда он смотрел на вас, прикасался к вам, шептал вам на ушко.

Виктория грустно посмотрела на него.

– Разве не все молодые страсти мучительно одинаковы? Я любила так сильно, как только могла. Ему было двадцать, мне – семнадцать. Родители советовали нам подождать, но мы все же обручились. Когда до свадьбы оставалось два месяца, я отдалась ему. Мы встречались в садах, в задних гостиных, даже на конюшне. За две недели до свадьбы Уолтер уехал в свое имение, поскольку заболел его отец.

– И там нашел другую? Виктория покачала головой:

– Никакой романтики. Перед отъездом он простудился, потом началось воспаление легких. Он умер за день до венчания. – Она усмехнулась. – Из-за такой банальности разрушилась человеческая жизнь. Ладно бы несчастный случай на охоте или что-нибудь более драматичное. А тут простуда.

– Вы не будете утверждать, что ваше сердце так и не излечилось?

Она улыбнулась:

– Тогда я думала, что не переживу этого. – Она искоса посмотрела на него. – А потом на меня свалилась еще одна беда. Через месяц после смерти Уолтера у меня случился выкидыш. Никто об этом не узнал.

– И с тех пор...

– Доспехи, как вы это назвали. Да. Я не появлялась в обществе, пока мне не исполнилось девятнадцать, и носила траур. Траур по Уолтеру, но еще больше – по себе. Я была молода и полна сил, могла уже в следующем сезоне начать танцевать и смеяться, но я потеряла свой единственный шанс на замужество, потому что была не девственницей. Тем, кто мог взять меня замуж, я не рисковала рассказать правду. Так я превратилась в старую деву Уэйкфилд. – Она слегка пожала плечами. – В моей истории нет ничего героического, напротив – она отвратительна, но я приняла ее. Она моя.

– И вы совсем не скучаете по нему? – спросил Рейберн с болью в голосе. Склонив голову набок и глядя ему в глаза, Виктория ответила:

– По Уолтеру? Господи, конечно, нет. Мне просто жаль его, он так рано ушел из жизни. – Она невесело улыбнулась. – Он был славный мальчик, мог стать прекрасным человеком, но мы были слишком незрелыми, чтобы иметь глубокие чувства. У меня было чересчур много дел, чтобы предаваться печали.