Искушение - [22]

— До Неотложки на Павловом Поле довезете?

— Садитесь. Багаж есть?

— Багажа нет. Поехали.

Машина обогнула площадь и выскочила на аллею, ведущую к Московскому Проспекту. Я хорошо знал эту дорогу. Не один раз ездил с отчимом на его любимице — двадцатьчетвертой Волге, всегда ухоженной, вылизанной, отрегулированной и обслуженной согласно всем техническим рекомендациям. Батя никогда не гнал машину, не газовал — берег двигатель. Мотор машины сберег, а вот за своим не уследил. Раньше мама следила за его питанием, ругала за лишнюю выкуренную сигарету. Теперь, предоставленный самому себе, он быстро состарился и сдал.

— С южных краев? — Спросил водитель.

— Оттуда.

— По загару видно. Не курортный загар. Из Афганистана?

— Заметно?

— Для кого как. Мне заметно. Выпускники мои туда частенько попадают. Те кто возвращается, часто приходят навестить. У людей оттуда имеется что-то общее. В глазах, поведении, в загаре, осанке… трудно сформулировать, нечто неуловимое, отличающее от нас. Делающее неординарными, выделяющимися из общей массы.

— Преподаете?

— Да.

Он не стал уточнять где и что преподает, а я не стал настаивать. Случайные знакомые. Его право.

— Прямо с самолета в неотложку… Видимо ваш товарищ попал в беду?

— Отец. Сердце прихватило. Ветеран, всю войну на Севере пролетал.

— Да. Дела. Понимаю, что оттуда так просто не отпускают.

— В общем-то вы правы, но в моем случае, особых проблем не было. Неотгулянного отпуска вагон и маленькая тележка. Два срока считай просидел. Отпустили без лишних вопросов. Да и обратно возвращаться, кроме Афгана, некуда. Рапорт подал еще на один срок. Удовлетворили.

— Вы знаете, я также как и Вы за границей два срока отработал, — неожиданно признался водитель, повернув ко мне осветившееся очень светлой улыбкой, открытое, располагающее к себе лицо. — Правда в Африке. Врачом. Долгих четыре года. Вдвоем с женой. Она тоже врач. Очень хороший детский врач. Конечно Мали не Афганистан, но, знаете, без детей пришлось очень тяжело. Теперь преподаю в мединституте и работаю в той больнице куда Вы направляетесь. Если не возражаете, могу пройти с Вами. Может чем-то смогу оказаться полезен. Зовут, Василий Александрович, — представился водитель.

Я назвал ему свое имя, рассказал немного о себе. Выяснилось, что живем мы сравнительно недалеко друг от друга, в противоположных концах вытянувшейся на квартал девятиэтажки с нелепыми желтыми балконами. Под неспешный разговор машина проскочила по прямому словно стрела проспекту новый жилой массив, покрутилась среди одноэтажных домишек бывшей пригородней деревни, выскочила на длинный змеящийся по склону холма подъем возле городского парка, прошла небольшой кусок шоссе под огромными старыми деревьями, свернула на дамбу перегородившую огромный начинающий зеленеть овраг несостоявшегося рукотворного моря и выскочила к длинющему серому забору, ограждающему территорию медицинского комплекса.

Василий Александрович запарковал жигуленка возле одного из многоэтажных бетонных зданий, сияющих на солнце длинными рядами окон.

— Вероятнее всего Ваш батюшка в нашем корпусе. Правда мое отделение, хирургическое, расположено на несколько этажей выше кардиологии. Ничего, разберемся. Прошу.

В вестибюле толпились больные и пришедшие их навестить близкие, бегали дети, с деловым видом сновали врачи и санитарки в белых халатах. Милиционер за стойкой решительно преграждал дорогу всем желающим проникнуть в глубь больничного здания. Следом за моим провожатым мы прошли совсем в другом направлении и попали через неприметную боковую дверь в приемное отделение. В нос шибанул специфический запах, знакомый мне по афганским госпиталям, санитарки везли на каталках стонущих людей, вдоль стен сидели измученные болью пациенты, доставленные сменяющими один другого на подъездной рампе, белыми рафиками с красными крестами на бортах. Спешащие люди в белых халатах на ходу кивали Василию Александровичу, бросали короткое приветствие, пожимали руки или остановившись на несколько мгновений обменивались некоей медицинской, непонятной непосвященному информацией. Поворачивались, кивали и мчались дальше вдоль длинного коридора, подчиненные жесткому ритму, задаваемому напряженной атмосферой главного рапределительного пункта центральной больницы огромного города.

Мы поднялись на служебном лифте в хирургическое отделение и прошли в небольшой кабинет. Василий Александрович достал из стенной ниши два белоснежных отглаженных халата и такие же шапочки. Переоделись и вышли в коридор. В хирургическом отделении оказалось на удивление чисто, тепло и уютно. Вдоль стен стояли стулья и диванчики. В холлах — тумбочки с телевизорами, журнальные столики с газетами. Судя по тому как улыбались встречные больные и медики моего нового знакомого здесь любили и уважали. К нам подскочил моложавый высокий человек в халате, со стетоскопом на груди.

— Что-то случилось, Вася? Почему здесь? Ведь ты взял отпуск…

— Не волнуйся, Игорь. Все в порядке. Соседу нужно помочь с отцом. Лежит в кардиологии…. Потом поговорим.

Василий Александрович взял меня под руку. Спустившись на лифте мы попали в совсем иной мир. Здесь стояла тишина и лица людей поражали озабоченностью и замкнутостью. В коридоре стало заметно прохладнее, стулья стояли реже, телевизоры не работали, стены в свете запыленных лампочек отсвечивали тусклой серой краской.