Искушение дьявола - [5]

— Да, я не знаю, что с тобой произошло, но уверен, что Алекс не одобрил бы твой нынешний образ жизни, — твердо заявил Гейбриел младшему другу. — Он был бы рад, если бы ты перестал держаться за прошлое. Простил бы его. И самого себя.

Стоунхерст внимательно и строго посмотрел на него.

— И ты еще будешь читать мне проповедь, взывая к прощению и забвению? Посмотри на себя самого, дружок! Ведь ясно как день, что тебе-то так и не удалось ни простить, ни забыть.

Точный выпад! Гейбриел нехотя признал правоту этого обвинения. Что толку отрицать очевидное? Да, он никого не простил — ни отца, ни суровых обвинителей из высшего общества. И вряд ли когда-нибудь сможет это сделать.

Но это еще не означает, что он будет спокойно смотреть, как терзается Ройс. Нет, он этого не допустит! В конце концов, у него есть обязательства. Александр Гренвилл был его лучшим другом, они дружили с детства. А, кроме того, он был одним из тех, а их совсем немного, кто остался на его стороне, когда их семья подвергалась нападкам. И теперь, когда Алекса не стало, Гейбриел чувствовал себя его должником и поэтому приглядывал за его младшим братом.

Хотя временами эта ноша казалось ему непосильной.

Глубоко вздохнув в попытке обуздать подступающее раздражение, Гейбриел заговорил спокойным, размеренным тоном:

— Если ты поразмыслишь и попытаешься сравнить наши ситуации, ты наверняка поймешь, что в них нет ничего общего.

— Ты так считаешь? — Виконт покачал головой, сохраняя каменное выражение лица. — Посмотри правде в глаза, Хоксли. Прошлое оставило шрамы на нас обоих, и разница лишь в том, что твои шрамы не так заметны. Так что учи уму-разуму кого-нибудь другого!

Эта реплика задела Гейбриела за живое, но он не успел ничего возразить: Стоунхерст, тихо выругавшись, вдруг сдернул с лица маску и швырнул ее в сторону.

— С меня хватит! — прорычал он. — Я ухожу. Можешь уйти со мной, если хочешь. Но если ты остаешься, то без меня. Я чувствую себя здесь последним идиотом. Это место не для меня.

И отвернувшись, он решительно зашагал по траве в сторону извилистой тропинки, ведущей к дому, и едва не налетел на хохочущую молодую «пастушку», убегавшую от плотоядно оскаленного полуголого «разбойника».

Раздосадованный Гейбриел, поигрывая желваками, смотрел вслед уходящему приятелю. Вот черт, весь вечер коту под хвост! Стоунхерст прав. Пора признать, что это был не слишком удачный план и надо срочно что-то предпринять, пока не стало еще хуже.

Он двинулся вперед с намерением осуществить задуманное, но, не пройдя и пары шагов, услышал за своей спиной женский голос — тот, который меньше всего хотел услышать. Пришлось остановиться.

— Хоксли! Вот ты где, негодник!

Каждое слово сочилось такой приторной сладостью, что Гейбриела передернуло от отвращения. Однако, сделав над собой усилие, он изобразил на лице некое подобие вежливой улыбки и обернулся поприветствовать подошедшую к нему даму.

Соблазнительно выпятив пухлые красные губки, Лидия Страттон, виконтесса Лэнскомб, подхватила Гейбриела под локоть и вцепилась бледными тонкими пальцами в его рукав — почувствовав, что он хочет удрать, она попыталась удержать его на месте.

— А я-то думала, куда ты запропастился, — проворковала она томным голоском.

— Добрый вечер, миледи. — Острые ногти дамы больно впивались в него через ткань сюртука, и Гейбриел поклонился, едва сдерживая раздражение. — Вы меня искали?

— Я всегда ищу тебя, милый, ты же знаешь.

Да, он знал. И то, с какой откровенностью она это делала, все больше раздражало его. Она его просто преследовала.

Честно говоря, Гейбриел и сам не мог объяснить, почему мысль о физической близости с леди Лэнскомб была ему так неприятна. Молодая (намного моложе своего супруга, который до нее уже был дважды женат) золотоволосая виконтесса была хороша собой — раньше такого типа женщины нравились Гейбриелу. Она была опытна, ненасытна и всем своим видом выказывала желание в любой момент принять его в свои объятия. Но ее холодная красота и почти отчаянная готовность к любовным утехам почему-то оставляли его совершенно равнодушным.

Прикрыв глаза ресницами, она одарила его кокетливой полуулыбкой.

— Почему ты прячешься здесь, в тени?

«Неплохая идея, — подумал Гейбриел, мысленно усмехнувшись. — Почему она раньше не пришла мне в голову? Надо было и впрямь где-нибудь спрятаться или принять предложение Стоунхерста и уйти, пока была возможность. По крайней мере, не пришлось бы вырываться из цепких лап хозяйки вечера».

— Я вовсе не прячусь. Вообще-то мне странно слышать от вас подобные обвинения, ведь я один из немногих гостей, кто даже не потрудился скрыть свое лицо под маской.

— Ты не сделал этого только потому, что тебя мало волнует репутация. Вернее то, что от нее осталось. — Голубые глаза леди Лэнскомб алчно горели. Она придвинулась к графу, нарочно прижавшись пышной грудью к его бицепсам, так что сочные округлости чуть не вывалились из низкого выреза прозрачного платья. — Но я невольно заметила еще кое-что: ты один из тех немногих гостей, кто до сих пор полностью одет. Если хочешь, я помогу тебе это исправить.

В висках Гейбриела вдруг болезненно застучало. Он прикрыл глаза, пытаясь придумать какую-нибудь вежливую отговорку, но быстро спохватился: «Зачем мне это надо? Я ничего не должен этой женщине, а изворачиваться не и моем характере».