Искушение архангела Гройса - [85]
Сергеич поел и промолвил вновь:
– Трэба нешта рабиць. Ты чуеш? Рыта, няси малако и кавалачак сала.
Было слышно, как Мефодьевна прыснула со смеха, но продолжала молчать, отвернувшись к гобелену, плотно приколоченному по периметру к стене рядом мелких гвоздиков.
Приближался полдень. На сено они так и не поехали.
– Рыта, гэта. Вазьми пастау вады у чайнику. – Он опять вздохнул и важно добавил: – Буду чай рабиць. Чай папьем – паедзем сена грабиць.
Мы с мужиками прислушались. История о том, как Марыся Мефодьевна пошла ночью в свою родную школу воровать ботвинью, стала вчера дежурной шуткой. Тем более ботвинью она сварила самую что ни на есть знатную и подавала ее по всем правилам – с соленой рыбой.
– У вас же здесь нельзя рыбу ловить, – вспомнил Теляк содержание многочисленных транспарантов, встреченных на пути. – Она ведь радиоактивная!
Но слова Федора все приняли за шутку. Повсюду действительно висело множество табличек, запрещающих разводить костер, ловить рыбу и охотиться. Вряд ли местные жители следовали этим указаниям. Сероштановы собирались ехать грабить сено, и нам, городским жителям, это представлялось бандитской вылазкой кота Базилио и лисы Алисы.
Сергей Иванович опять зашевелился и призвал народ к немедленной работе.
– Трэба ехаць, – сказал он, не поднимаясь с кровати. – Марыся, чуеш ци што? Сярожа, памаги нам даехаць, – обратился он ко мне неожиданно. – Ты знаешь дарогу.
– Почему вы так решили, Сергей Иванович? – удивился я.
– Вставай. Иначе нихто не встанет…
Я поднялся, надел джинсы, прорванные вчера на коленке во время работы с миной, выпил на кухне квасу из надбитой пивной кружки. Сидеть дома было невмоготу, а Теляк с фронтом новых работ почему-то задерживался. На рассвете он уехал в административный центр заповедника Хойники и велел нам дожидаться его в хате у Сероштановых.
Мефодьевна в длинной ночной рубахе перебралась через старика с альпинистской сноровкой, сделала мне пару бутербродов с салом, выключила закипевший чайник.
– Маргарыта, сабирайся, – сказала она. – Сярожа, зъездзи з нами. Там работы на пару часов.
Не знаю, чем я им приглянулся. С другой стороны, идти на дело мне не хотелось. Нет, грабить – это не по мне. Мефодьевна рассмеялась, сказала вдруг на чистом великорусском:
– Сережа, сено надо в кучу сгрести, перевернуть. Оно просохло просто. Поворочать надо. – Она хитро посмотрела на меня. – Вы тут про мою свеклу судачите? Так она на школьном дворе росла. Опытное хозяйство. Детки посадили ради эксперимента. Что же ей пропадать? Вас вот вчера покормила…
– Марыся Мефодьевна, что вы… Мы и подумать не могли ничего плохого, – начал оправдываться я и, достав из кармана у Граубермана сигарету, выскочил во двор.
Старик еле втиснулся в свою пошарпанную «копейку»: его сиденье уже до этого было сломано и приперто необструганной доскою. Мефодьевна села рядом с водителем, я прилег на заднее сиденье. Ритка почему-то решила ехать на лошади: у них была белая такая кляча неопределенного возраста и нрава. Процессия тронулась в сторону леса на минимальной скорости. На каждом повороте Сергей Иванович тормозил и произносил сакраментальное:
– Трэба думаць! – И все находящиеся в автомобиле во время его движения должны были молчать, чтобы не сбить водителя с правильного курса. – Балиць нешта, – бормотал он, хлопая себя по бокам, – ци то печань, ци то почки.
Подъехав в горке, начинавшейся сразу за вёской, он привычно сообщил супруге:
– На гару не едзе! Злязай, Марыся, ты цяжэлейшая!
Пока Мефодьевна выбиралась из машины, он опустил усталую голову на руль и продолжал повторять: «Трэба рабиць… трэба ехаць…»
Благополучно миновав препятствие, мы выехали на оперативный простор. Сероштановские луга располагались неподалеку от местности, которую мы прочесывали вчера с моими «покойниками». Я рассказал про найденную вчера мину, но мои спутники никак не отреагировали, лишь старик в очередной раз не определился с поворотом и съехал правыми колесами в кювет.
– Эх, забывся, – сказал он. – Марыся, талкни, ты дужэйшая!
Мы с Мефодьевной вылезли из машины и синхронно напряглись, выпихивая ее из лужи. Брызги грязи полетели в стороны, обляпав белоснежный круп Риткиной кобылы. Я взглянул в лицо Маргарите, надеясь увидеть на нем хоть малейшее подобие улыбки, но Маргарита Сергеевна была темна, как ночь, и серьезна, как инструкция по технике безопасности.
46. Sprengmine 35 (S. Mi. 35)
Когда мы вернулись, Теляк уже был дома. Они вместе с нашими евреями дохлебывали вчерашнюю ботвинью, собираясь в поле. Федор пронзительно посмотрел мне в глаза, предложил сесть.
– Сережа, тут произошло кое-что… – Он крякнул, словно внутри у него лопнула какая-то пружина. – В общем, это… Друг твой… Ну, Сережа из московской бригады. Подорвался сегодня на немецкой мине. Погиб. Ничего не поделаешь. Превратности жанра. Коп – дело опасное. Ты сходи попрощайся, пока его не увезли в Хойники. И поедем потом. У нас работы до черта… – Он обнял меня, похлопал по плечу. – Ну, ступай… ступай… Одна нога здесь, другая там….
Я пошел в сторону магазина, возле которого жили москвичи. Жалкое строение с табличкой «Товары повседневного спроса» стояло на отшибе. Копатели из России обосновались в бараке, чуть наискосок от лавки; около хибары виднелся «рафик» с поблекшей надписью «Скорая помощь». Я стукнул по двери костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, вошел внутрь. Запах плесени, курева и какого-то резкого медицинского вещества шибанул в нос, я поморщился, пытаясь различить людей в клубах табачного дыма.
Раньше мы воскуряли благовония в священных рощах, мирно пасли бизонов, прыгали через костры и коллективно купались голыми в зеркальных водоемах, а потом пришли цивилизаторы, крестоносцы… белые… Знакомая песенка, да? Я далек от идеализации язычества и гневного демонизма, плохо отношусь к жертвоприношениям, сниманию скальпов и отрубанию голов, но столь напористое продвижение рациональной цивилизации, которая может похвастаться чем угодно, но не глубиной мышления и бескорыстностью веры, постоянно ставит вопрос: «С кем вы, художники слова?».
Смешные, грустные, лиричные рассказы Вадима Месяца, продолжающие традиции Сергея Довлатова, – о бесконечном празднике жизни, который начался в семидесятые в Сибири, продолжился в перестроечной Москве и перешел в приключения на Диком Западе, о счастье, которое всегда с тобой, об одиночестве, которое можно скрыть, улыбнувшись.
Автор «Ветра с конфетной фабрики» и «Часа приземления птиц» представляет свой новый роман, посвященный нынешним русским на Американском континенте. Любовная история бывшей фотомодели и стареющего модного фотографа вовлекает в себя судьбы «бандитского» поколения эмиграции, растворяется в нем на просторах Дикого Запада и почти библейских воспоминаниях о Сибири начала века. Зыбкие сны о России и подростковая любовь к Америке стали для этих людей привычкой: собственные капризы им интересней. Влюбленные не воспринимают жизнь всерьез лишь потому, что жизнь все еще воспринимает всерьез их самих.
«Вечный изгнанник», «самый знаменитый тунеядец», «поэт без пьедестала» — за 25 лет после смерти Бродского о нем и его творчестве сказано так много, что и добавить нечего. И вот — появление такой «тарантиновской» книжки, написанной автором следующего поколения. Новая книга Вадима Месяца «Дядя Джо. Роман с Бродским» раскрывает неизвестные страницы из жизни Нобелевского лауреата, намекает на то, что реальность могла быть совершенно иной. Несмотря на авантюрность и даже фантастичность сюжета, роман — автобиографичен.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Это история о матери и ее дочке Анжелике. Две потерянные души, два одиночества. Мама в поисках счастья и любви, в бесконечном страхе за свою дочь. Она не замечает, как ломает Анжелику, как сильно маленькая девочка перенимает мамины страхи и вбирает их в себя. Чтобы в дальнейшем повторить мамину судьбу, отчаянно борясь с одиночеством и тревогой.Мама – обычная женщина, та, что пытается одна воспитывать дочь, та, что отчаянно цепляется за мужчин, с которыми сталкивает ее судьба.Анжелика – маленькая девочка, которой так не хватает любви и ласки.
Сборник стихотворений и малой прозы «Вдохновение» – ежемесячное издание, выходящее в 2017 году.«Вдохновение» объединяет прозаиков и поэтов со всей России и стран ближнего зарубежья. Любовная и философская лирика, фэнтези и автобиографические рассказы, поэмы и байки – таков примерный и далеко не полный список жанров, представленных на страницах этих книг.Во второй выпуск вошли произведения 19 авторов, каждый из которых оригинален и по-своему интересен, и всех их объединяет вдохновение.
Какова роль Веры для человека и человечества? Какова роль Памяти? В Российском государстве всегда остро стоял этот вопрос. Не просто так люди выбирают пути добродетели и смирения – ведь что-то нужно положить на чашу весов, по которым будут судить весь род людской. Государство и сильные его всегда должны помнить, что мир держится на плечах обычных людей, и пока жива Память, пока живо Добро – не сломить нас.