Искушение архангела Гройса - [29]

Ручей шел под мостом, ровный как стрела, и терялся в темноте. Лунная дорожка тянулась как раз посередине водяной глади. На берегу сидели несколько мужиков с бутылкой водки, завернутой в обложку женского иллюстрированного журнала. Пластиковые стаканчики белели в темноте. Лунные блики отсвечивали на золоте зубных коронок.

– Не видели парня с двумя девчонками? Только что здесь были.

– Сигареткой угости…

– Видели?

– Нет, не видели…

Было понятно, что они говорят правду. Белорусы – на удивление правдивый народ. Я сел рядом с ними, протянул пачку синего «Голуаза».

– Из города? – со значением спросил один из них.

– Из Купы, в универсаме купил. Вы действительно никого не встречали? Мужик моего возраста и две дамочки с цветами на голове…

– Не было здесь никого…

Гарри собирался пускать фейерверки: значит, его местоположение я скоро вычислю. Я, не попрощавшись с мужиками, пошел вдоль ручья за каким-то человеком. Шел все быстрее, стремительно сокращая расстояние между собой и ним. Окликнуть незнакомца не решался. Почти поравнявшись с ним, я неожиданно споткнулся обо что-то мягкое, лежавшее ровно поперек дороги. Упал. На берегу какой-то чудак устроился на ночлег. Я чуть не наступил ему на голову. Мы оба сидели на глинистой прогалине у воды, парень проснулся, недовольно осматривался по сторонам. Чернявый, длинноволосый, неопрятный, он заворчал, начиная просыпаться и раздражаться.

– Ну что опять? – спросил он со злостью. – Принес?

Очевидно, он принял меня за кого-то другого.

– Извините, – ответил я вежливо. – Не заметил вас. Здесь темно. С праздником.

– Купи прибор ночного видения, – сказал длинноволосый. – Который час, а? Ну, че молчишь? Контуженый? Лай-ла-лай, веселый карапуз.

Это была Мишкина присказка: бессмысленная, но смешная. Мишка, Мишаня, Муля… Михаил Гройс, профессорский сынок из соседнего дома в Москве, представитель золотой молодежи советских лет. Он часто повторял присказку про карапуза, по поводу и без повода. Фраза стала еще более уместной, когда лет в тридцать он отрастил себе внушительное пузо, по которому постукивал ладонью, произнося эти слова. Еще один персонаж моей буйной молодости. Он умер лет пять назад в поселке под Петербургом. Я видел некролог: международное содружество адвокатов выражает соболезнования семье безвременно ушедшего из жизни…

– Муля, это ты? Живой, что ли?

– Живее всех живых, – ответил он самодовольно. – В тюремное очко играешь? Давай партию на раздевание. Нравится твоя куртка. А то холодно, бля…

– Нет, не играю, – отмахнулся я. – Что ты здесь делаешь?

– Считаю слоников. Кто ты такой? Дай куртку. Который час? Трудно ответить, что ли?

Он схватил меня за левую руку, задрал рукав, наклонился над часами. Ругнулся, чиркнул зажигалкой.

– Время детское, – сказал он радостно. – Хорошие котлы. Английские?

Я разглядывал его одутловатую от пьянства физиономию, смутно начиная догадываться, что мне предстоит такое же нелепейшее общение, как и с другом Гарри. В жизни два этих чувака никогда не встречались, жили в разных городах, друг другу представлены не были. Они были действующими лицами моей давней судьбы, и их появление в курортном поселке Нарочь на северо-западе Беларуси не лезло ни в какие ворота.

Человек, похожий на Мишаню, поднялся с земли, отряхнулся.

– Можешь подбросить меня до автобусной остановки?

– Какой?

– Здесь недалеко. По дороге в Мядель.

– У меня были другие планы…

– Это быстро. Одна нога здесь, другая там.

Он протянул мне руку, помогая подняться. Я поблагодарил его – и по ходу движения еще раз взглянул в его улыбающееся лицо. Передние зубы у парня были ровны и белы, а у Гройса одна из лопаток была по диагонали отбита. И хотя современная стоматология творит чудеса, меня это немного успокоило.

– Ты не юрист по образованию? – спросил я, все еще не веря в спасительную разгадку.

– Мама – русская, папа – юрист, – ответил он незамедлительно. – А что, нужна помощь?

– Ты похож на одного человека…

– Ты тоже похож, – кивнул он.

Мы вернулись на Купальную поляну, где народу стало еще больше. Люди смеялись, пели, не слушая баяниста. То тут, то там возбужденно взвизгивали женщины, басили мужчины. Брехали собаки в поселке. По дороге мы встретили милиционера в фуражке, надетой задом наперед. «Мишка» козырнул ему, приставив руку к непокрытой голове, но милиционер лишь мутно посмотрел на него и, не проронив ни слова, скрылся в ночи.

– Откуда ты?

– Все мы оттуда, – ответил он. Его загадки и прибаутки меня раздражали. – Строим с товарищем атомный реактор в Островце. Хотим избавиться от энергетической зависимости. От вас, кацапов, хотим избавиться… Ха-ха-ха…

– От кацапов? А ты-то кто?

– Я немец, – ответил он неожиданно. – Самый настоящий нордический немец. Немец, воспитанный на французской классической литературе…

Ошибки быть не могло. Такую чушь мог сказать только Мишка. Михаил Владимирович Гройс. Во плоти.

18. Кладбище в Теляках

Мы выехали на Минскую трассу, проскочили санатории, туристический кемпинг Антонинсберг. Где-то на сто пятидесятом километре он попросил меня остановиться посреди леса. Внешность его совпадала до мелочей. Нос с горбинкой, ярко-голубые глаза с внутренней подсветкой, цыганская копна волос. Небольшие кисти рук – слабые, вечно влажные.