Искушение архангела Гройса - [10]

– Ну и что… Полезная вещь? – спросил я.

– Полная чушь. Лед, мед, сгущенка. Просто мерзко. Я поначалу думала, что речь о какой-то особой технике, а тут глупость какая. Взбитые сливки еще куда ни шло… Примитив, короче.

Женщины продолжали:

– Надо войти в ритм с сердцем мужчины, направить всю его энергию на себя. Почувствовать свою полную власть над ним. Забрать его себе, заглотить. Когда я такое делаю, я забираю их душу, – говорила Танечка, ярко улыбаясь. – И еще мне нравится, что они ничего подобного мне сделать не могут.

– Вы удобно устроились, – отозвался я, догадавшись, что часть разговора прослушал. – Про сгущенку она придумала сама или прочитала в прогрессивной прессе?

– Что она сама может придумать? – вздохнула Танечка. – Тридцать лет, а у самой психология старой девы. Вцепилась в первого встречного, а чтоб не ушел, балует его сексуальными штучками. Надоест ему через месяц вся эта сгущенка.

– И он вернется к нам! – подытожила Яночка. – Мы его, извращенца, вернем на землю.

Как мне хорошо с вами, – сказала Яна неожиданно. – Вы удивительно похожи на моего брата. Нет, не внешностью – разговором.

Мне захотелось уйти, и я решил сделать это по-английски. Обмениваться телефонами не имело смысла. Вообще ничего не имело смысла в этой ситуации. Я встал из-за стола и столкнулся с каким-то мужиком, видимо, стоявшим все это время у меня за спиной.

Гарри. Его я ни с кем бы не спутал. Самый настоящий Гарри, погибший в автомобильной катастрофе на трассе под Новосибирском восемнадцать лет назад. Матвей Самуилович Грауберман по кличке Гарри собственной персоной в форме официанта ресторана «Соловьиная роща» при страусиной ферме под городом Поставы. Он часто мне снился, опровергая факт своей гибели каждым словом и движением, но пробуждение возвращало все на свои места. Он погиб. Умер. Я был у него на могиле.

– Извините, – сказал он. – Сок будете?

Голос остался прежним.

– Время не скажешь? – спросил я невпопад. – Который час?

Гарри ткнул освободившейся рукой в циферблат моих часов.

– Время детское, – осклабился он. – Хорошие котлы. Английские?

И ушел со вторым графином в другой конец стола. Слово «котлы» тоже было из нашего с ним словаря. Когда-то во дворе дома беглый зек припер ножом в телефоне-автомате его отца, произнеся сакраментально-загадочное: «Снимай котлы, приладу чуешь?» Блатного жаргона мы не знали, но фразу сразу взяли на вооружение. Сомнений не было, это был Гарри. Официант в провинциальном ресторане союзной Республики Беларусь. После смерти он сделал головокружительную карьеру.

Гибель Граубермана стала для меня когда-то серьезной подлянкой, которой я никак от него не ожидал. Мы собирались жить до самых что ни на есть седин. «Другу детства, юности и старости» – так я подписал ему подарочный альбом с художественными фотографиями голых женщин, изданный в ГДР, когда мы встречались в Москве последний раз.

Шел 1994 год, боевые действия в Чечне только начались. Встретившись в Москве после пары лет жизни в разных частях света, о политике мы не говорили. Война присутствовала каким-то незримым фоном в жизни, люди бредили, фантазировали, играли в справедливость и принципы… Интересно, за кого был Грауберман? В круг его экономических интересов нефть не входила: я даже не знаю, чем он занимался последние годы перед смертью. В девяностом торговал шапками из енота-полоскуна, закупая их в универмагах столицы и перевозя самолетом на родину. За четыре года его горизонты должны были расшириться. Уголь? Лес? Автомобили? Кокаин? Гарри не считал нужным вводить меня в нюансы своего бизнеса. На семейном фронте дела его были подозрительно запутанны. Ушел от Ларисы – она попросила меня воздействовать на мужа (все-таки был свидетелем на свадьбе), но он отшутился. «Если бы ты знал, какая у меня малолетка! Рассказывает о сексуальных фантазиях детства. Я люблю девушек в очках». От приятелей я слышал, что он умудрился кого-то мимоходом изнасиловать, но от уголовной ответственности ушел. Гарри был сообразительный парень. С харизмой. Однако с кем бы я ни разговаривал после трагедии, ни от кого, кроме бедных его родителей, слов сожаления не услышал.

Я никого не осуждал: маленький город, перессорились, не поделили деньги и женщин. Обыкновенная история. Из Энска он тогда ехал с незнакомой дамой; ни она, ни ее ребенок не пострадали. Погиб только Гарри. От столкновения с «КамАЗом» его разорвало на части. Руки, ноги, голова… Я не стал вдаваться в подробности. «Чтобы ты успокоился, тебе нужно отрезать руку и ногу», – шутили мы когда-то о свойствах нашего нетрезвого темперамента. Гарри успокоился первым. За рулем в ту ночь был Овца (по другой версии, Игнатовича звали Интеллигентом) – ему не повезло тоже. Находился в розыске по какой-то нехорошей статье – и его тут же повязали. Темная, неприятная история. Тогда все истории были такими.

Пили мы в тот вечер «Чинзано». Продовольственные лавки были закрыты, но Гарри проявил смекалку, зашел купить мяса в ресторан гостиницы «Академическая» на Ленинском. Прошел на кухню, выбрал вырезку. Он чувствовал себя хозяином жизни, жаркое приготовил сам. Я и не знал о его кулинарных способностях. Во времена нашей совместной жизни мы питались консервами.