Искупление - [7]

— Ну какие из нас революционеры? — сказал, смеясь, Александр. — Сидеть бы нам еще в первом классе гимназии.

— Нет, была бы здесь Катя, мы все-таки разыграли бы. Боже, до чего я люблю ее! Стосковался.

— Жениться тебе надо, Петя. Так любишь детей, а все не женишься. Дети — это отрада… И несчастье, конечно. — Александр вдруг потемнел, облокотился на стол и уткнулся лицом в ладони.

— Ну-ну, Саша, перестань, — сказал Петр. — Понимаю, потерять таких младенцев. Но в Швейцарии начнешь новую жизнь. Благословенные места, Вера скоро поправится. Будут у вас еще дети, и сохранить их там легче.

Александр тряхнул головой, встал и принялся сновать по комнате, поскрипывая сапогами. Шагал несколько минут молча. Потом резко остановился, повернувшись к брату.

— Петя, дружок, спой Мельника. У тебя получалось. Помнишь?

Петр, конечно, помнил. Когда-то они частенько ходили с Верой и ее сестрами в театры, в Мариинском слушали Петрова и Платонову, а возвращаясь домой, все собирались в гостиной, и братья повторяли отзвучавшие арии, аккомпанируя друг другу.

— Спой, Петя, — просил Александр. — Ты ведь настоящий артист, не мне чета. Слова помнишь? «Ох, то-то все вы, девки молодые…» — пропел он. — Пойдем в гостиную, ублажи.

— Нет, оставим это. Рояля-то нет.

— Черт, я совсем забыл. Напрасно все-таки продали.

— А куда бы я с роялем? Где бы его поставил? На днях перееду.

— Да, невеселая жизнь у тебя начинается. И куда тебя вынесет? Господи, пощади моего мятежного братца, моего единственного друга, моего милого Дон Кихота.

— Господь не снизойдет к твоей молитве. Ты же не веришь в него. Или уже поверил?

— Нет, не верю, — сказал Александр, опять шагая по комнате. — Не верю, что он есть, и не могу сказать, что его нет. Наука не может доказать ни того, ни другого.

— Для чего же тогда написан твой «Бог перед судом разума»?

— А вот написал, но ничего не доказал. Истина непостижима. Она таится где-то в бесконечности. Ты вот всегда стоишь на том, что, какую бы новую силу мы ни открыли, она будет только физико-химической. Это, батенька мой, нахальство так утверждать. Вообще, в нашей теперешней науке много нахальства. Построения грандиозны — опоры шатки. Я и Дарвину не вполне верю. Ламарк более убедителен, но его ныне и знать не хотят. Одно за другим появляются открытия, а сущность явлений все ускользает. В какие бездны несутся скопища звезд? Для чего существует мир? Куда и как он движется? Спенсеровское перераспределение частиц?

Он подошел к дивану и плюхнулся на ветхое сиденье, придавив его почти до пола.

— Устал я, Петя, страшно устал, — сказал он. И вскоре заснул.

Петр сидел за столом и с ноющей болью смотрел на брата. Сдал бедняга. Человек большого дарования и обширных познаний, а вот оказался на распутье. Надорвался. Гибель детей, болезнь жены, провал в юридической работе, крушение надежд на реформы, на возрождение России. Кадетом слал пажу бодрые письма, призывал к штурму философских и научных крепостей, настаивал, чтоб братец серьезно готовился к высокому труду на пользу человечества, а после, окончив корпус и увидев, в какую топь ведет военная жизнь, вдруг приуныл, и пришлось его взбадривать, манить в Сибирь, и он добился назначения в Иркутск, и воспрянул, но ненадолго, до того дня, когда его вознамерились бросить с казачьей сотней на усмирение восставших ссыльных. Обоз с золотом избавил его от гнусной службы. И как же он радовался, уезжая в столицу! А что в Петербурге? Ликовал, пока не окончил академию и не напоролся на рогатки в юридической практике. И вот покидает жестокий град Петра. Что даст ему Цюрих? Может быть, там найдет свою дорогу… Ослабел, мгновенно уснул. Надо его уложить.

Петр подошел к брату, сел рядом, взял его руку.

— Саша, родной, пройдем в твою комнату. Я постелю. Тебе надо хорошо отдохнуть. Скоро ведь в путь.

ГЛАВА 3

Брат уехал. Чтоб не истязать себя тоской в совсем опустевшей квартире, Кропоткин тотчас, вернувшись с вокзала, отправился искать другое жилище. В этот же день он нашел его и перебрался с Екатерининского канала на Малую Морскую — в небольшую светлую комнату во втором этаже. Хозяйка дома, вдовствующая статская советница, дама светская, сдержанно приветливая, сама привела к нему одну из своих горничных, приказала ей прислуживать и вышла, а девушка оглядела комнату и, найдя ее совершенно чистой, прибранной, присела на кушетку, стала смотреть, как он разбирает свои вещи.

— Батюшки, сколько у вас камней-то! — удивилась она.

— Камней много, да вот некуда теперь их поместить, — сказал он. — Придется сложить в угол.

— А зачем они вам?

— Камни — это летописи нашей планеты, голубушка.

— Они с надписями?

— Нет, милая, они сами — писание природы.

— И книг у вас много. Не позволите ли почитать? Хоть одну.

— Вот разберусь — подыщу что-нибудь.

— Простите, я вам мешаю. — Девушка поднялась. — Звоните — я всегда к вашим услугам. Тут есть сонетка. — Она протянула руку к стене, дернула висевший над кушеткой шелковый шнур с кисточкой, и в коридоре зазвенел колокольчик.

— Благодарю, — сказал Кропоткин. — Я не часто буду вас беспокоить. Вот если чай понадобится или кофе.