Искры - [192]

— Ну, что у вас новенького? — присаживаясь к столу, как дома, спросил Лука Матвеич.

— Бунт у нас, — ответила Алена.

— Да ну-у? Бунт? — тоном крайнего удивления проговорил Лука Матвеич и попросил Алену: — Дай мне, дочка, стаканчик чайку, если есть.

Леон сделал знак, что надо торопиться, но Лука Матвеич не спеша продолжал:

— Кто же и против кого взбунтовался, интересно?

— Рабочие против хозяев, — отвечала Алена.

— Рабочие против хозяев. Это хорошо они сделали. И много рабочих?

— Весь завод.

— Весь завод! Ну, это уже совсем замечательно…

Алена, готовя чай, искоса посматривала то на Луку Матвеича, то на Леона и недоумевала: «Что тут хорошего, не понимаю».

Лука Матвеич обратился к Леону:

— Расскажи, Леонтий, как это случилось. Стачечный комитет есть? Стачка возникла сама собой, конечно? Что Иван Павлыч думает по этому поводу? Впрочем, сейчас у меня мало времени, после поговорим. Вот погреюсь чайком и пойду. Да и Алену можно перепугать нашими разговорами.

Алена в уме повторила: «Стачка, комитет. Ничего не пойму», — а вслух сказала:

— Я не дюже пугливая, не знаю, как вас по батюшке.

— О, это хорошо, дочка. Могу сказать даже, что ты мне такая нравишься. А по батюшке меня величают Матвеич, Лука Матвеич.

Леон, наливая чай, покачал головой и восхищенно подумал: «Какие они с Ильей! Ведь знает, что случилось, затем и приехал, а по лицу — поди, узнай, что у него на уме».

Но Лука Матвеич торопился по-своему. Пробыв у Леона ровно двадцать минут, он встал:

— Ну, проводи меня, Леонтий. Дело тут небольшое у меня к одному человеку. — А когда вышли за поселок, коротко сказал: — Теперь говори все.

Глава одиннадцатая

1

Лука Матвеич дорогой успел расспросить Леона о событиях на заводе. На квартире у Ткаченко они застали Ряшина, Александрова, Вихряя и Ермолаича.

Увидев Ермолаича, Леон спросил:

— А вы зачем бегали с дедом Струковым к дому директора?

— За умом, — ответил Ермолаич и, подняв рубашку, оголил спину. На ней от плеч до поясницы краснел кровавый след казачьей нагайки.

Лука Матвеич покачал головой:

— Вы тоже дрались с казаками?

— Нет, — ответил Ермолаич. — Лавренева хотел поднять, когда его есаул сбил, ну и полоснули, дьяволы.

— Сколько арестовали?

— Человек двадцать, а остальные разбежались. Чурбачова только что забрали.

Ряшин, сидя за столом, что-то писал на листке бумаги. В стороне на скамейке, опершись руками о колени, с низко опущенной головой сидел Александров. Ему казалось, что казаки приедут и за ним, что, быть может, они уже приехали и допрашивают жену. Он так задумался, что и не заметил вошедших. Леон подошел к нему:

— Об чем зажурился, Александрыч?

— О Сибири, — не отрываясь от бумаги, сказал Ряшин.

Леон удивленно посмотрел на Александрова, на которого он больше всех надеялся, и с сердцем проговорил:

— Ну и черт с ней, с Сибирью! Всех не пересажают.

Александров поднял голову, попросил закурить. Все знали, что он не курит, но никто не удивился его просьбе, и каждый с готовностью предложил свой кисет.

— Молодой, а уже в наставники метит, — усмехнулся Александров, неумело сворачивая цыгарку. — Не беспокойся, Александров не из трусливых и Сибири не испугается. Сибирь тоже русская земля.

Пришла Ольга и сообщила, что полчаса назад полиция арестовала кочегара, который давал тревожный гудок.

Вихряй нахмурился. Кочегаров бунтовал он, и вот уже у одного из них семья осталась без хлеба.

Лука Матвеич сел за стол, достал трубку. Набивая ее табаком, спросил:

— Какие цеха продолжают работать?

— Литейный, кирпичный и одна доменная печь из трех, — ответил Ряшин.

— И шахтенки заводские, — добавил Ткаченко.

— Сколько в тех цехах рабочих?

— Больше тысячи. Да теперь их вряд ли остановишь. Аресты испугали народ.

— Надо остановить, — спокойно возразил Лука Матвеич. — В железнодорожных мастерских знают о забастовке?

— Думаю, что знают.

— О нас теперь весь город знает, — с гордостью сказал Ткаченко.

— Это хорошо, но надо послать в мастерские, на другие предприятия и обратиться ко всем рабочим города с призывом присоединиться к стачечникам… Сколько у вас членов комитета? Как это вы собрались заседать, а не расставили дежурных, когда в поселке казаки, не установили пароль? — недовольно заметил Лука Матвеич и послал Ермолаича с Ольгой на улицу.

Ряшину не понравилось вмешательство Луки Матвеича в дела стачечного комитета. Оставив составление требований к директору завода, он пригласил всех сесть поближе к столу и сказал:

— Я советую прежде всего избрать председателя комитета, а затем обсудить план наших действий.

— Ты и будь председателем. Чего опять выбирать, раз в цехе выбирали? — подал голос Александров.

Никто против этого не возразил, и тогда Ряшин открыл заседание и рассказал о том, что, по его мнению, нужно делать стачечному комитету.

— Цехи, конечно, желательно остановить, — сказал он в заключение, — хотя теперь это будет трудновато сделать и может быть истолковано как насилие. Надо обратиться ко всем рабочим с воззванием, разъяснить причины нашей стачки и заявить, что поступок Лавренева является ошибочным и что рабочие не собираются прибегать к мерам насилия.

Лука Матвеич пыхнул дымом, вынул трубку изо рта и спросил: