Искры гнева - [22]

Шрифт
Интервал

Да и как же не тревожиться! Сколько было измерено длинной степной дороги! Какие были надежды! И вот…

"Был же он! Был!" — хотелось крикнуть Савке во весь голос. Но разве этим делу поможешь? И он молчал. Молчали и огорчённые чумаки. Потупившись, они пошли вдоль оврага на юг. Но овраг дальше расширялся, мельчал и покрывался травою. Чумаки, пригорюнившись, вернулись назад.

— А то ли это место? — спросил Гордей.

— Конечно, то! — чуть не выкрикнул Савка, обрадовавшись, что с ним хоть заговорили. — Я приметил тогда вот эти два куста боярышника…

— Боярышника в степи много, — сказал кто-то с упрёком.

— Но память у хлопца дай бог каждому!

— Не может быть, чтобы Савка ошибся.

— А посмотрите, вон поперёк какая-то чёрная полоса.

— Да, будто бы уголь…

— Будто глыбы…

Чтобы добраться до этой чёрной полосы, чумакам пришлось спуститься на дно оврага, а потом лезть по его откосу вверх. Радости чумаков не было предела — они увидели уголь. Но как взять его отсюда?

Решили обратиться за советом к своему человеку — к кузнецу Даниле. Кто-кто, а уж он-то наверняка знает, где здесь наилучшие залежи этого горючего камня и как его добыть из-под земли.

В хутор пошли небольшой группой: атаман Мартын, Гордей, Карп и Савка. Идти быстро опять мешала чумакам та же высокая, местами сплошь полёгшая трава, нагромождения мелкого камня и хвороста, а ещё — канавы, хотя и не глубокие, но засыпанные густой трухою, ступишь — и обсыпает тебя с ног до головы пылью.

Савка готов был даже подгонять чумаков, ему казалось, что идут они уж слишком медленно. Он вырывался вперёд, взбегал на пригорки и всматривался в даль, ему не терпелось скорее увидеть хаты Зелёного хутора.

Наконец на горизонте показалась высокая, и вроде с аистиным гнездом, сторожевая вышка. А вскоре внизу, под горою, замаячили деревья и среди них — строения.

Савка первым взошёл на кладку через речку.

Ещё издали, как только вошли в хутор, чумаки услышали размеренные удары железа о железо. Даже никого не спрашивая, по одному лишь этому звону можно было догадаться, где усадьба Данилы.

Чумаки прошли через сад и очутились во дворе, огороженном каменным забором.

— Отец, а к нам люди! — послышался звонкий девичий голос.

В дверях кузни, держа в клещах багряный железный обрубок, показался Данило и тут же исчез. А в следующий миг произошло такое, чего никто не ожидал. Из кузни выбежала девушка и с радостным возгласом "Приехал!.." кинулась к Савке, припала к его груди и — расплакалась.

Но вдруг опомнилась, смутилась и убежала в хату, из дверей которой вышла в это время и приветливо поклонилась гостям хозяйка Настя.

— Вот это встреча!.. — низким, но чистым, приятным голосом проговорил Данило, появившись снова на пороге кузни.

Сказанное могло относиться и к Оксане с Савкой, и к Мартыну, с которым начал целоваться хозяин, и ко всем присутствующим, которых он радостно приветствовал.

— Очень прошу, друзья, извинить, — обратился Данило к гостям, — подождите минутку, побудьте одни. У меня в горне железо и может перегреться.

— Если нужна помощь, то её может вам оказать наш кузнец, — предложил Гордей.

Да, да, поможем! — подтвердил Мартын. — Давай-ка, хлопче… — повернул он голову к Савке.

На Савку сразу же повеяло чем-то запомнившимся, близким и родным. Он не спеша, привычно и сноровисто подпоясался фартуком, что висел на стене, наверное оставленный Оксаной, подживил мехом огонь, вытащил красное, брызжущее искрами железо и начал орудовать молотком.

Чумаки столпились у дверей кузни. Об удивительных конечных способностях Савки, работавшего под наблюдением Лаврина, они уже знали. Но им хотелось, чтоб и здесь он показал себя хорошим умельцем, и поэтому внимательно следили за каждым его движением.

Под ударами молотка обрубок железа быстро изменялся. Из бесформенного толстого он стал плоским, гранёным, а затем превратился в скобу: Савка пробил в ней нисколько дыр для ухналей и начал приваривать короткие шипы.

— Так, так, — словно заворожённый, не отводя глаз от работы парня, говорил Данило.

Вскоре Савка вытащил щипцами из воды и бросил на землю готовую, с синеватым отблеском подкову…

Данило заключил Савку в объятия.

— Кузнец, настоящий кузнец!..

— Ученик мастера Лаврина, — словно между прочим, но не без гордости сказал Гордей. — Ученик.

Когда сели за стол под развесистой вишней, чумаки рассказали Даниле, зачем пожаловали к нему.

…Когда атаман Мартын с товарищами возвратился, чумацкий лагерь ожил, закипел, разделился на тех, кто должен остаться здесь, около обрыва, и, добывать чёрный камень и кто поедет на Дон. Не обошлось и без нареканий, неудовольствия. Атаману не раз приходилось выслушивать просьбы и домогательства. Оказалось, многим хотелось остаться здесь и добраться до того чёрного угля. Такая просьба была и у Карпа Гуньки. За него настойчиво просил и понизовец Михаил Гулый. Он доказывал, что в дорогу на Дон людей подобралось много, а здесь, в степи, долбить камень нужны здоровые руки. Цеповяз, подумав, дал своё согласие.

По совету Максима Чопило атаманствовать обозом, который пойдёт на Дон, должен был Михаил Гулый. А по настоянию Гордея помощником Гулого стал Семён Сонько.


Рекомендуем почитать
Белая земля. Повесть

Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.).  В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.


В плену у белополяков

Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.


Признание в ненависти и любви

Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.


Героические рассказы

Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.


Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.