Исколотое тело - [48]

— Каким образом, сэр?

— Я не имею ни малейшего понятия, каким образом, мой друг. Но если старый лис лжет об этом, то тут должна быть какая-то причина. А теперь просто слушайте меня, Мэйтленд, и остановите меня, если я ошибусь. Либо это перо попало в карман Перитона, потому что он положил его туда, либо потому, что его положил туда кто-то другой, либо по случайности. Так?

— Согласен, сэр.

— Отлично. Если он положил его туда сам, тогда оно бы не было окровавлено, никому не нужен окровавленный ершик для трубки. Следовательно, кровь на пере его собственная. Если кто-то другой положил перо в карман, то я не могу объяснить такое эксцентричное поведение. А если оно попало туда случайно, то что за случайность это могла быть?

— Когда он нес ее, сэр? — предположил Мэйтленд. — Возможно, под мышкой?

— Невозможно, — решительно ответил Флеминг. — Абсолютно исключено. Если вы находите мертвую птицу, вы несете ее за шею, за ногу или за крыло, но как бы вы ее не несли, вы держите ее в вытянутой руке. Вы не даете ей задеть ваши штанины, не говоря уже о вашем жилете. Это здравый смысл. Нет. Первое, что нужно сделать, это анализ крови. Если это человеческая кровь, то перо служило для чистки трубок; если это кровь куропатки, то перо застряло в кармане Перитона случайно. Вопрос в том, в чем заключалась эта случайность? Отправьте перо в Скотленд-Ярд с курьером, Мэйтленд, и получите по телефону их отчет. Теперь другое. Кто-нибудь из слуг слышал или видел что-нибудь в воскресную ночь?

— Нет, сэр. Они все рано отправляются спать и спят в другом крыле, в задней части дома.

* * *

Около одиннадцати часов вечера поступил звонок из химического отдела штаб-квартиры с сообщением, что на пере была кровь куропатки, а не человека.

— Что это за случайность? — в пятидесятый раз за этот вечер спросил у себя Флеминг, задув свечу.

Глава XVIII. История Лоуренса

В субботу утром Джон Лоуренс официально предстал перед судом в Пондовере и был обвинен в умышленном убийстве Сеймура Перитона. Он не признал себя виновным и, разумеется, сохранил право на защиту. Флемингу пришлось присутствовать на суде и дать официальные показания по аресту, и после неизбежного возвращения обвиняемого под стражу ему сказали, что тот хотел бы с ним поговорить.

Он обнаружил Лоуренса спокойным и сдержанным, как и всегда. Флеминг подумал, что еще никогда не сталкивался с кем-либо, кто оказался бы настолько равнодушным — абсолютно равнодушным к переменам и шансам на успех. Он чувствовал, что если бы Лоуренс был оправдан по обвинению в убийстве, он бы так же бесстрастно подчинился решению суда, как если бы он был признан виновным.

— Мне сказали, что вы хотите меня видеть, — сказал Флеминг, когда вошел в камеру.

— Да. Думаю, что вы из тех примечательных людей, которые известны как беспристрастные полицейские. Таких немного, вы знаете.

— Спасибо, — ответил Флеминг.

— Не стоит благодарности. И так как я считаю, что вы один из них, я собираюсь предоставить вам некоторую информацию, которую при обычных обстоятельствах мне стоило бы предоставлять только моему адвокату. Но я считаю вас достаточно справедливым, чтобы обнаружить такую улику, которая будет достаточно говорить в мою пользу, чтобы соперничать с тем, что против меня. И это самая большая любезность, которую я могу оказать полицейскому.

Мужчина слабо улыбнулся и добавил:

— Я могу сказать, что это любезность, которую я никогда раньше не мог оказать полицейскому. Послушайте, дело вот в чем. Знаете ли вы некоего Роберта Маколея?

— Знаю. Я достаточно хорошо знаю его.

— Хорошо! Недавно он приходил ко мне, и в ходе нашего разговора я пришел к выводу, что он что-то скрывает. Я вполне уверен, что он мог бы подтвердить мое утверждение, что с одиннадцати до четверти второго ночью в прошлое воскресенье я лежал на том диване под наркотиком.

— О, так он мог бы? — спросил Флеминг, задумавшись. — Таково было впечатление, которое вы получили от вашего разговора?

— Да.

— Если это так, то в таком случае это доказало бы, что Мандулян солгал.

— Солгал — и кое-что похуже.

— Хуже? Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, — ответил Лоуренс с легким намеком на теплоту в голосе, — я имею в виду, что точно знаю, что произошло ночью в воскресенье, и точно знаю, в какую ловушку я попался.

— Продолжайте. Расскажите мне, что вы думаете об этом.

— Хорошо. Вот что произошло, насколько я могу судить об этом. Это единственный возможный способ, чтобы объяснить все. Я шантажировал Мандуляна.

— Кстати, в чем была его вина?

— Нет причин, по которым я не могу рассказать вам этого теперь. Я попал в капкан и лучше расскажу вам все. Во время геноцида армян в 1912 году большая группа армянских женщин и детей была собрана в деревне Ериван и отправлена на север, к российской границе, горной тропой, о которой знало очень мало людей и о которой, разумеется, не знали турки. Мандулян продолжал зарабатывать деньги, сдавая и продавая тележки и автомобили — что угодно на колесах — тем, кто убегал оттуда, и он продал множество вьючных мулов и прочего тем людям, которые должны были уйти этой горной тропой. Затем ему пришло в голову, что, продав информацию о женщинах туркам, он, вероятно, провернет двойную сделку. Турки заплатят ему за информацию, и после резни, которая неизбежно произойдет, он, возможно, сможет дешево выкупить мулов обратно. Обе маленькие сделки прошли очень хорошо. К сожалению, для этого ему пришлось написать четыре письма. Он не хотел этого делать, но это было необходимо. Турецкие офицеры потребовали показать маршрут на бумаге, чтобы отыскать тропу.