Исключительные - [9]

— О боже, — вздохнула Жюль. — Какой ужас.

— Ага, — подтвердила Джейн. — Бывает, сидит совершенно спокойно и вдруг начинает себя шлепать. Куда ни пойдем, закатывает сцену. Люди разбегаются, когда это видят. Просто жуть, но я уже привыкла.

— Ко всему привыкаешь, с чем сталкиваешься постоянно, — сказала Кэти, и все согласились.

— Ну вот я занимаюсь танцами, — продолжила Кэти, — а у меня такие огромные сиськи. Как две почтовые сумки за собой таскаешь. Ну и что тут поделаешь? Я же все равно хочу танцевать.

— И ты должна попробовать сделать то, что хочешь, — сказала Жюль.

Она слышала, как некоторые парни в лагере, говоря о Кэти, используют между собой прозвище «Мегасиськи». Противное, но меткое.

— Все мы должны стараться делать то, чего хотим в жизни, — добавила Жюль с внезапной и неожиданной убежденностью. — А иначе какой смысл?

— Нэнси, достала бы ты свою виолончель и сыграла нам что-нибудь, — сказала Эш. — Что-нибудь атмосферное. Под настроение.

Хотя было уже поздно, Нэнси достала откуда-то виолончель, уселась на край своей койки, широко раздвинув голые ноги, и сосредоточенно заиграла первую часть виолончельной сюиты Бенджамина Бриттена. Пока Нэнси играла, Кэти встала на чей-то лагерный чемодан, опасно приблизив голову к потолочному скату, и начала исполнять медленные вольные движения, как танцовщица гоугоу в клетке.

— Вот что нравится парням, — со знанием дела поведала Кэти. — Вот чего они хотят. Хотят смотреть, как ты двигаешься. Хотят, чтобы твои сиськи слегка колыхались, как будто ты можешь стукнуть ими по голове и дух вышибить. Хотят, чтобы ты вела себя так, будто в тебе есть сила, но в то же время ты знаешь, что они выиграют бой, если до этого дойдет. Они такие предсказуемые; достаточно поводить бедрами туда-сюда, покачаться ритмично, и их это полностью захватывает. Как персонажей мультфильма, у которых из голов выскакивают глаза на пружинках. Что-нибудь такое Итан бы нарисовал.

Под розовой футболкой тело двигалось, змеясь, и майка то и дело задиралась, так что явью становился и самый смутный намек на лонную мглу.

— Мы — вигвам современной музыки и порнухи! — возликовала Нэнси. — Вигвам с полным обслуживанием, способный удовлетворить художественные и извращенные потребности любого мужчины!

Все девчонки завелись, перевозбудившись. Неистовая музыка и смех, несясь из вигвама и растекаясь среди деревьев, устремились к ребятам посланием во мраке перед отбоем. Жюль думала о том, что она ничуть не похожа на Итана Фигмена. Но и на Эш Вулф она ничуть не похожа. Она существует где-то на оси между Итаном и Эш, слегка противная, слегка желанная — еще не востребованная ни той, ни другой стороной. Не стоит переходить на сторону Итана просто потому, что он этого хочет. Как он сам сказал, ей не о чем жалеть.

В последующие дни восьминедельной смены Жюль и Итан провели немало времени наедине. Когда она была не с Эш, она была с ним. Однажды, сидя с ним в сумерках у бассейна, когда пара летучих мышей парила вокруг трубы большого серого дома Вундерлихов через дорогу, она рассказала ему о смерти отца.

— Ничего себе, ему было всего сорок два? — переспросил Итан, качая головой. — Боже, Жюль, такой молодой. И до чего же грустно, что ты его больше никогда не увидишь. Он был твоим папой. Наверное, часто пел тебе все эти песенки, я прав?

— Нет, — ответила Жюль.

Она опустила пальцы в холодную воду. Но потом вспомнила вдруг, что однажды отец пел ей песню.

— Да, — сказала она, удивляясь. — Это была народная песня.

— Какая?

Она запела нетвердым голосом:

«Просто легкий дождь тихо моросит,

Слышно, как трава под дождем шуршит.

Просто легкий дождь, просто легкий дождь,

Что ж они сделали с ним?»

И резко остановилась. «Давай дальше», — сказал Итан, и Жюль, смущаясь, продолжила:

«Просто под дождем мальчик там стоит,

Ласковым дождем, что идет много лет,

И травы уж нет,

Простыл мальчика след,

И каплет дождь слезами вослед,

Ну что ж они сделали с ним?»[1]

Когда она закончила, Итан продолжал смотреть на нее.

— Меня это убило, — сказал он. — Твой голос, стихи, все вместе. Эту песню написала Мальвина Рейнолдс. Ты знаешь, о чем она, да?

— О кислотных дождях, кажется? — предположила она.

Он покачал головой.

— Нет. О ядерных испытаниях.

— Ты все знаешь?

Довольный, он пожал плечами.

— Смотри, — сказал он ей. — Когда была написана эта песня, правительство проводило всякие надземные ядерные испытания, и в атмосферу попал стронций девяносто. И дождь смыл его на землю, он попал в траву, коровы его съели, а потом дали молоко, которое выпили дети. Маленькие радиоактивные дети. Поэтому президент Кеннеди подписал закон о запрете надземных ядерных испытаний. Это было важно. Твой папа интересовался политикой? Придерживался левых взглядов? Это очень клево. Мой папа стал злобным лентяем с тех пор, как мама ушла. Помнишь, как ссорятся родители Уолли Фигмена в моих мультфильмах? Визг и вопли? В общем, думаю, ты можешь догадаться, откуда я беру свои идеи.

— Он не интересовался политикой, — ответила Жюль. — И точно не был левым, по крайней мере, не особо. То есть он был демократом, но не более того. Радикалом он явно не был.