Искажение - [50]

«Я дождусь вечера, когда все вы вернетесь на вечерней электричке обратно в город «Ж», – тихо сказал Мунгалов.

Когда Мунгалов вышел из торгового центра, вокруг двух теней пустоты уже стояло оцепление из росгвардейцев. Мунгалов сел на асфальт, скрестив ноги, включил ноутбук и открыл файл. «Наверняка где-то есть вселенский копировальный аппарат, и, конечно, существует оригинальный образец вот такого человека, чьи бесконечные копии охраняют, воюют и убивают, иначе я не могу объяснить, почему они неотличимы друг от друга», – написал Марк Тул. Мунгалов встал, сунул ноутбук обратно под мышку. Реальность подмигнула Мунгалову. На месте оцепления из росгвардейцев красовалось кольцо пустоты вокруг двух силуэтов пустоты. Довольный, Мунгалов зашагал домой.

А что люди? К чему подробности, к чему детали? Что города, что страны и вся земля и небо? Пожалуй, только небо достойно слов и размышлений, написал Марк Тул. Мунгалов больше не видел смысла вообще выходить из дома. Не видел он смысла и в том, чтобы изучать людей, искать характеры, подмечать особенности. Сколько найдется типажей? С десяток, может, наберется, а характеров? Того меньше. «Не получится у меня полуторатысячной «Акедии». Невозможно столько написать про людей. Но если я буду писать только о том, о чем стоит рассказать – о пустоте, и полутора тысяч страниц будет недостаточно. Куда живее город, когда в нем нет живого и ничто не беспокоит тихих улиц», – продолжил Марк Тул. Марк Тул трудился не меньше недели и в воскресенье утром, когда ему показалось, что он выписал всех, кто жил в городе «Ж», наконец сохранил файл.

Тем же утром Мунгалов долго спускался со своего пятого этажа, пытаясь как-то обойти силуэт пустоты от соседа с четвертого этажа и силуэт пустоты соседки с первого. Город походил на сито – повсюду силуэты пустоты, Мунгалов старался не думать, что это когда-то были люди, он видел, как через это сито вечность просеивает действительность, оставляя в миске бесконечности отборную пустоту.

В воскресенье ближе к ночи Марк Тул заносил в «Акедию» город за городом, страну за страной, моря и океаны – все, до чего могла дотянуться его мысль, пока не вознесся над землей и, обозрев земной шар, не включил и его в свой роман.

Мунгалов покоился в пустоте, смотрел на огненный шар солнца, на мерцающие звезды и не осмеливался описать то, что видел. Он не понимал, каким одним словом можно описать это все разом. «Огонь», – набил на клавиатуре Марк Тул. Все это только искры от горящего где-то костра причины бытия.

Исчезло солнце, исчезли все далекие звезды, исчезло все, что было светом. Осталась пустота сама в себе и Мунгалов в ней. «Нет никакой пустоты, когда нет ничего, что ее наполняло», – написал Марк Тул. Мунгалов осознавал, что нет уже и пустоты, есть только он, и только благодаря тому, что он мыслит, остается причина, из которой может снова возникнуть пустота, а следствием причины станет наполненность пустоты. Мунгалов сначала замедлил, а затем и вовсе остановил поток мыслей, но даже находясь в нигде и лишившись всего, что было им самим, Мунгалов мог разуметь, что он в нигде, написал Марк Тул.

Не в темноте, не в свете, не в пустоте, не в пространстве – допускалась точка без размера и свойств.

Нога

На Красную площадь наступила нога. Пятка упиралась в храм Василия Блаженного, ноготь большого пальца – в Исторический музей.

За неделю до того над Красной площадью повисло облако. Никто не обратил внимания, что облако слишком низко, что снизу оно больше похоже на идеально круглую дырку в небе, чем на облако. Появись такое облако в другом городе, наверняка кто-нибудь заметил бы неладное, но в Москве, да кто вообще в Москве смотрит в небо?

Из облака на Красную площадь наступила нога. Огромная босая мужская ступня иногда шевелила пальцами, но с места не двигалась. Волосатая нога по колено торчала из облака, над которым ничего не было, кроме привычного серого московского неба, похожего на грязный полиэтилен. Первое время над облаком кружил вертолет, вокруг ступни толпились военные, Красную площадь оцепила полиция, а город ждал, что будет дальше.

Из ноги пытались взять кровь на анализ, ногу хотели ампутировать, но никакой возможности сделать этого не было. Живая, неотличимая от обычной человеческой нога не поддавалась ни иглам, ни оружию, ни огню, но ей нравились поглаживания, и нога боялась щекотки.

Нога раздавила полицейского, дежурившего поблизости от Мавзолея. «Террористический акт» – мелькнуло в новостях, но тут же последовало опровержение. «Военная агрессия» – запестрило в СМИ. «Психотропное оружие» – выступил эксперт на телевидении. Нога время от времени шевелила пальцами, иногда вставала на носочек, будто собиралась шагнуть, но снова прижимала пятку к брусчатке, и каждый раз, когда это случалось, в полную боевую готовность приводились военно-космические силы страны.

Проскурин сидел перед телевизором и смотрел вечернее ток-шоу. Священник спорил с депутатом. Депутат орал на всю студию, что это никак не меньше чем второе пришествие и первый признак оного – явление во всей славе. Священник утверждал, что бога нет, а если есть – второе пришествие церковь осуждает. Ведущий считал, что правительство должно дать военный ответ на агрессию: ударить по ноге тактической ракетой, обрушить на нее системы залпового огня, бросить в атаку десантный штурмовой батальон. Ведущего аплодисментами поддерживали приглашенные в студию эксперты.