Искажение - [10]

Мое отражение открыло рот и стало шевелить губами. Я прислушалась, но так ничего и не поняла из того, что вторая я мне пытается сказать.

— Эй! Говори громче. Я тебя не слышу! — я максимально близко подошла к зеркалу. Отражение продолжало что-то нашептывать. — Ты меня слышишь? Я тебя не понимаю! Давай! Добавь громкости! — меня начал обуревать гнев. Я конкретно злилась и тщетно кричала в непробиваемую безмолвную гладь чистого, но безжизненного зеркала. Тогда мой двойник отошел чуть назад и выбросил руки вперед. Отражение демонстрировало мне мои же худые бледные руки исполосованные шрамами. На вздувшихся венах четко и ясно вырисовывались замысловатые следы от давних порезов. Вдоль и поперек, оба запястья были исполосованы белыми и огрубевшими, местами розоватыми шрамами. Да. Я знала что это. И хорошо помнила когда, как и сколько раз я углубляла в себя ржавые и новые, острые и тупые лезвия.

— И что? — кричала я отражению. — Вот удивила! А то я не знаю что это! Что? Что дальше?! — мое отражение опустило руки и снова вплотную приблизилось к зеркалу. Мы стояли совсем близко, как сестры двойняшки, только на лице у одной были испарины пота и гнев в глазах, а вторая, безучастно смотрела куда-то в пространство, не выражая ровным счетом никаких эмоций.

— Мое утро начинается с отрицаний. Я сижу на балконе, вдыхаю дым, выпускаю его. — мой двойник заговорил! Я четко слышу ее, точнее свой голос! Отлично! Я была счастлива, но скрыла это, как делала это всегда.

— Отлично! Кто-то додумался включить динамики! — мой сарказм был полезен, но только мне одной, как правило, меня считали грубой, и были правы. Я постаралась справиться с настигнувшим меня роем мыслей и послушать свое отражение, которое говорило практически как я, только менее эмоционально. И отражение продолжало:

— Сознание сквозь сон борется с какими-то неправомерностями со стороны моего общего поведения. На еще незащищенный, девственный холст наносятся мазки праведности. Мозг, руководствуясь велением не до конца попранной совести выстраивает для себя благородные планы, обещая телу и самому себе не повторять впредь ошибок и верно стоять на пути истины…

— Стоп, стоп, стоп! Что за бред ты несешь?! Ты о чем? Я хочу выбраться отсюда! Что ты мне впариваешь? — мое нетерпение выбраться из этой норы толкнуло меня на еще большее ожесточение к себе, а точнее к отражению. Но мой протест, ни как не повлиял на странное, неуместное повествование меня второй.

— Я обещаю себе, что не буду пить — в организме еще следы вчерашнего алкоголического восторга — мой двойник продолжал говорить, не глядя на меня, ее взгляд был устремлен куда-то сквозь меня, как буд-будтоменя и не было перед ней, словно я пустота, а она говорит сама с собой. — Я обещаю себе или кому-то внутри себя, что не буду продолжать беспорядочные связи. Я обещаю небесам, что не буду лгать… но я знаю, что озарившие меня клятвы уже ложны в сути их выполнения… Это просто утро, а вечером все повториться снова. Связь с праведностью прервана. — мой двойник отошел от зеркала и мерно, с все еще отсутствующим взглядом вонзил лезвие в правое запястье. Медленно и легко, не морщась и не гримасничая, она профессионально протянула лезвие от самого сухожилия лучевого сгибателя вверх по всей длине руки, стараясь как можно глубже вонзить лезвие в податливые ткани, вспарывая и задевая межкостные и лучевые артерии. Кровь не была сначала густой, обычная яркая, такая знакомая и жидкая кровь струйками растеклась по обе стороны руки. Я была по другую сторону, потому не слышала запах металла, то есть крови. И я не сдвинулась с места. Даже не попыталась ее остановить. Я просто стояла и наблюдала, настолько это было привычным для меня, что моя совесть или, что там от нее осталось, были спокойны. Даже когда густые, темные капли стали преобразовываться и вытекать из распоротой ткани, я не побежала к зеркалу и ничего не говорила своему отражению. Зачем? Это же я. Даже смешно было бы кричать в глупое зеркало, хлопать ладонями, бить по стеклу и бросаться в припадках истерики к тому, кого я не знаю и знаю достаточно хорошо, чтобы ничего не предпринимать. Отражение исчезло.

Вот только тогда я опомнилась от безразличного созерцания и весьма смачно выругалась. Однако. Не знаю, что за заклинание из совершенно нецензурных сочетаний слов я произнесла, но передо мной снова возник мой двойник. Я даже улыбнулась.

— Уже вернулась? Так быстро? — с меня продолжал шуровать сарказм. Я уже не была обозленной, но и совершенно спокойным душевным равновесием, мое состояние назвать было трудно. — Что теперь? — я ходила вокруг зеркала, точнее то, подходя, то снова удаляясь от него. И таким образом, я успела заметить, что стены этой чертовой западни стали как-то уже. Ко мне подбиралась паника. Я не люблю душные и замкнутые пространства. Просто ненавижу их! И мне это не показалось. Нора действительно сужалась. Мне это не нравилось. — Давай! Начинай! Что предложишь? — мой двойник медленно сел на стул и с привычным уже для меня взглядом уставился куда-то в никуда.

— Кто я — симбиоз мышечных тканей, которая гордится своим превосходством мыслить, улыбаться и отвечать на вопросы… — мой двойник заговорил моим голосом, только на этот раз, в оттенке было что-то другое, безысходность, что ли. И меня это раздражало.