Искатель, 2018 № 09 - [76]

А одет я был весьма просто: в вылинявшие и заштопанные во многих местах джинсы и довольно ветхую джинсовую рубаху, на ногах были изрядно поношенные кирзовые сапоги. Я заметил перемену в глазах Эдуарда Родионовича, что-то пренебрежительное появилось в его взгляде, однако в дальнейшей беседе он старался быть по-прежнему доброжелательным, так как в данной ситуации зависел от меня. «А ты кто такой будешь? — спросил он меня. — Что тут делаешь? Может, ты заготовщик кедровых орехов? Хотя какая разница. Я так рад, что встретил живого человека. Это, наверное. Господь направил меня к тебе. Как выберусь отсюда, схожу в церковь и поставлю ему свечку. Самую большую. Хотя я в Бога не верю, но тут невольно поверишь».

Николай на некоторое время замолчал, посмотрел в зарешеченное окно, тяжело вздохнул, досадливо потер высокий лоб, задумчиво посмотрел на своих слушателей и философски заметил:

— Знаете, бывают люди, которые всегда говорят одни только умные и хорошие слова, но нутром чувствуешь, что они непорядочные и тупые люди, и что от них в любой момент можно ожидать какую-нибудь подлость. Вот к этой категории людей я и отношу Эдуарда Крутова. Первое чувство об этом человеке не обмануло меня в дальнейшем.

— И что было потом? — не удержался от вопроса Иван Степанович.

— Может, Николаю и вспоминать об этом человеке не хочется, — как между прочим обронил Драматург, хотя его тоже серьезно заинтересовала необычная история таежного отшельника.

— Нет, напротив, если вам не надоело слушать, я расскажу до конца, — возразил Николай, — а вы уж потом судите, прав я или не прав. У меня до сих пор стоит перед глазами этот человек, который ради наживы пытался спокойно убить другого человека, спасшего его от гибели в таежной глуши. Притом Крутов в деньгах не нуждался, какой сам признался, был богатым человеком. Вот до какого безумия доводит некоторых людей алчность: чем у человека больше денег, тем ему хочется иметь их еще больше. Вспомните хотя бы классическую повесть Бальзака «Гобсек»: ростовщик явился в повести олицетворением страшной власти денег. И ничего с тех пор не изменилось! И в наше время для некоторых людей главная цель в жизни — накопление денег. Как будто они возьмут их с собой на тот свет. Вывод один: деньги — это зло, которое губит человеческую душу. Вот я это зло и сжег. Извините, я увлекся в своих рассуждениях по старой преподавательской привычке и отвлекся от моей таежной истории. На чем я остановился? А, вспомнил, Крутов пообещал: если выберется из тайги, поставит Богу самую большую свечку. После своего обещания он от усталости навалился на ствол кедра и смежил веки. Я ему сказал: «Ты не засыпай. Сейчас будем обедать. Уха из хариусов уже готова. Затем тебе надо будет хорошенько выспаться». После того как Эдуард Родионович с жадностью съел две чашки ухи, он разомлел и стал сидя засыпать. Я принес из своей хижины волчью шкуру, уложил на нее засыпающего заместителя начальника краевого таможенного управления и обратил внимание на его ружье и патронташ, висящие на суку кедра. И я подумал: «Надо бы помочь этому заблудившемуся человеку освободиться от смертоносного зла, которое заложено в его патронах». Я снял с кедровою сука ружье и патронташ, острой щепочкой выковырнул из патронов пыжи, удерживающие крупную дробь, а в некоторых патронах круглые пули, высыпал смертоносный свинец в кусты и повесил ружье с патронташем на прежнее место. Оставшиеся пороховые заряды в патронах браконьера для животных не представляли угрозы, но для отпугивания волков могли пригодиться. Через несколько часов, под вечер, Крутов проснулся, а у меня к этому времени был приготовлен ужин — овощное рагу. Мы плотно поужинали, Крутов поблагодарил, после этого мы закурили сигары. Тут Эдуард Родионович и спрашивает меня: «Извини, но я из-за своего стресса не узнал твоего имени. Как тебя звать-величать, какой твой статус, чем занимаешься в этом диком месте? Невольно обращает на себя внимание твой странный облик, образ жизни: эти деревянные чашки, неказистое жилье… Может, ты преступник, спрятавшийся в тайге от правосудия?» Я ему отвечаю: «Успокойся, Эдуард Родионович, я не преступник. А статус мой самый простой, ниже не бывает — я отшельник. Зови меня Николаем. Вот уж десять лет, как я порвал с грешным миром. И не жалею об этом. Тут я по-настоящему свободен. По образованию геолог. Преподавал в университете. Зарплата у меня была скромная, она и послужила причиной развода с женой. Супруга очень любила деньги и уехала с одним бизнесменом в южные края. Я на нее не в обиде. Каждый человек имеет право выбора. Детей у нас не было, поэтому наше расставание было недолгим и без слез. Мы с Дружком покинули грешный мир людей, мир стяжательства, обмана и разврата, в котором главной целью стало накопление денег. Люди просто с ума сошли. Мерой значимости человека в обществе стало количество дензнаков, которыми он обладает. Такие понятия, как честь и совесть, вышли из обихода, остались только в энциклопедии. Чиновники снизу доверху погрязли во взятках. Вот ты, Эдуард Родионович, берешь взятки? Признайся честно. Здесь тайга, свидетелей нет, и я тебе не судья». Крутов вяло усмехнулся и ответил: «Конечно, беру. И совесть меня не мучает. Все берут, кому дают. Так мир устроен, Николай. Хочешь хорошо жить — умей приспосабливаться». Я возмутился и говорю ему: «Вот как — мир так устроен? А кто его таким сделал? Сами люди. А почему? Потому что люди несовершенны. Корысть, как ржа металл, разъедает человеческие души. Не жалеют люди своих душ бессмертных!» На мое возмущение Крутов ответил с ехидней: «Николай, ты рассуждаешь как священник, а говорил, что был преподавателем в университете. По-моему, у тебя не все нормально с психикой. Теперь ты признайся честно, ты психически здоров или нет?» Его ехидство меня задело, и я ответил ему довольно жестко: «Я, Эдуард Родионович, не священник, но с Богом в душе. Чтобы Бог нам помогал, нужно постоянно всей душой верить в Него, а не от случая к случаю, когда, например, ты окажешься в тяжелой ситуации. А насчет моего здоровья — я совершенно здоров, намного здоровее того общества, к которому ты принадлежишь». Думаю, что с этого момента у нас появилась скрытая неприязнь друг к другу, но внешне мы продолжали поддерживать в нашем диалоге учтивый тон. В ответ на мою колкость Крутов с усмешкой спросил: «Тогда ответь, господин Отшельник, на простой вопрос: мною ли найдется таких чудаков, как ты, чтобы отказались от плодов цивилизации, променяли комфортную жизнь в благоустроенной квартире, возможность питаться по-человечески, культурно развиваться — смотреть телевизор, ходить в театры и на концерты, отдыхать в санаториях, на курортах, ездить, в конце концов, на собственных машинах, — на убогий холодный шалаш в дремучей тайге, в котором нет никаких коммунальных удобств, а одни лишь стены из жердей, накрытые непонятно чем». Спор между нами разгорался. «Не непонятно чем, а волчьими шкурами, — ответил я, не повышая тона. Я был полностью уверен в преимуществе своего образа жизни. — В моем «коттедже» никакой мороз не страшен. Здесь волчий край, и можно добыть столько шкур этих зверей, сколько понадобится. По ночам мыс Дружком привыкли засыпать под волчий вой. Но к нашей территории они близко не подходят, Дружок отучил их». «Ты, Николай, со временем отвыкнешь говорить по-человечески, — иронично усмехнулся Крутов, — станешь сибирским Маугли. Перспектива у тебя нерадостная. Здоровье может подвести. Чем будешь лечиться? Я тебе предлагаю выйти из тайги вдвоем. Материально будешь обеспечен, я гарантирую. Можешь забрать с собой Дружка, если он тебе очень дорог». Я поблагодарил Крутова за лестное предложение и ответил ему, что нам не по пути, в тайге я чувствую себя по-настоящему свободным человеком, а если заболею, то буду лечиться природными экологически чистыми лекарствами, тайга — лучшая аптека. Она и вылечит и накормит, и напоит, и согреет, если потрудиться. А работы я не боюсь. Я не удержался и похвалился, что у меня прекрасный огород, я соорудил для овощей отличный погреб, на предстоящую зиму уже заготовил и картошку, и капусту, и морковь, и свеклу, и черную редьку, и тыкву, и хрен, насолил бочонок огурцов, бочонок помидоров, бочонок белых груздей, из кедровых орехов надавил бочонок замечательного масла, заготовил пчелиного меда. Чудесный мед, будем с ним чай пить. Крутов с удивлением слушал меня, потом спросил: «А где бочонки взял?» — «Сам сделал, — продолжал я удивлять большого начальника, — пришлось попотеть. Бондарное дело у меня своеобразное, простое, хотя весьма кропотливое. Делаю бочонки из бревешек старых лип — выдалбливаю долотом сердцевину, из липы же выстрогал чашки, ложки и половник. Липа — хороший материал для различных поделок. Все можно сделать своими руками, было бы желание. «А мясо ты употребляешь? — спросил Крутов. — Ружье-то хоть у тебя есть?» — «Ружье несет зло, — ответил я ему, — оно мне не нужно. Я вегетарианец. Мой твердый принцип — не убивать животных. Мясо нам с Дружком заменяет рыба. У меня есть небольшая сеть. Так что, Эдуард Родионович, мы с Дружком всем обеспечены. Здесь нам никакие магазины не нужны и деньги не требуются. Хотя нам с неба свалилась куча денег, но тут ничего на них не купишь. Если только на растопку сгодятся». Вот с этого момента, друзья мои, и начинается моя драматическая таежная история. Зачем я только сказал начальнику о деньгах?! Надо было их молча сжечь, и не случилось бы этой драматической истории. Это я к деньгам был равнодушен, но для Эдуарда Родионовича, как оказалось, деньги имели первостепенное значение. Он поймал мое слово налету, насторожился и стал буквально сверлить меня взглядом. В следующую минуту тихо спросил: «Что значит — нам с неба свалилась куча денег? Какая куча денег? Как тебя понимать? Несешь что попало. Может, ты действительно больной наголову?»