Искатель, 2018 № 09 - [38]

Команды преображенцев не подчиняются Ваньке, гонят поджигателей и всех остальных преступников по своему разумению и волокут их не в Сыскной приказ, а в комиссию к Ушакову. Звезда Ваньки Каина начинает свой стремительный закат. Он еще пыжится, еще грабит, еще выходит сухим из воды, когда его подельникам вырезают ноздри и отправляют их в Сибирь, еще увозит девок, но дни его могущества уже сочтены.

Перед окончательным крахом происходит окончательное нравственное падение Ваньки, он совершает поступок, который отвращает от него восхищение народа и доверие подельников — подельников-воров и подельников-чиновников: Ванька, случайно встретив на Балчуге, хватает и доставляет в Сыскной приказ своего учителя и старого приятеля Петра Камчатку. Камчатку допрашивают, пытают, но он не дает показаний против Каина, который его предал. В конце 1748 года Камчатка наказан кнутом и сослан в Нерчинск на вечную каторжную работу.

Судьба-злодейка ломает судьбу этого доброго молодца, подло ухмыляясь: Камчатка осужден за старые преступления, давно прощенные Ваньке Каину, а в последние годы он завязал и не ворует. Сперва добывал хлеб свой насущный на железоделательных заводах Демидова в Калуге, потом вернулся в Москву, стал коробейником. На Балчуге, где произошла его злополучная встреча с Ванькой, он закупал у ремесленников иголки да медные кресты, коими и приторговывал по деревням. Предавая Камчатку на муки и пожизненную каторгу, Ванька мстил учителю за то, что он сумел взаправду начать честную жизнь, чего ученику его не удалось ни в воровском, ни в сыщицком ремесле.

Ванька же вполне мог бы переждать тяжелые для себя времена и не попасть в руки грозного генерал-майора, если бы залег на дно, отсиживаясь в купленном им прекрасном доме в двух шагах от Кремля, поигрывая на бильярде или в картишки по маленькой с молодой красавицей-женой. Однако вместо того чтобы уйти на время в тень, он с отчаянной смелостью бросает вызов новой могущественной силе, у которой связей и подспудных возможностей влиять на события и людей неизмеримо больше, чем у него, — московскому старообрядчеству.

А начиналась эта погубившая царя московских воров история вполне для него буднично. Каин, совершая свой обычный ночной обход, замечает за Сухаревой башней, близ Николы на Драчах, лежащую в сугробе и, как оказалось, смертельно пьяную бабу. Бьет ее по щекам, приводя в чувство. Очнувшись, баба спьяну сказывает на себя важное дело, после чего мертво засыпает. Ванька Каин притаскивает ее к себе домой и протрезвляет домашними средствами, пока она не называется купеческой женой, Федосьей Яковлевой и не сообщает:

— Сегодня на Сретенке, во дворе Блинова, во флигеле раскольники-скопцы соберутся на свое богомерзкое сборище, и будет у них радение[11]. Ох, дай рыжиков соленых — голова гудит!

— Будут тебе рыжики, дам и чарочку на опохмелку, только скажи, какой у хлыстов ясак[12], чтобы пустили.

После долгих уговоров, посулов и угроз пытками (пришлось и огонь под клещами разводить) Ванька узнает ясак: когда спросят «Богородица Дева?» — ответить «Акулина Ивановна», а когда спросят «Иисус Христос?» — ответить «Андрей». Каин чуть в ладоши не захлопал: до него уже доходили слухи, что новую хлыстовскую «богородицу», сменившую прежнюю, сожженную на костре лет пятнадцать назад монашку Агафью Карповну, зовут Акулиной, и он давно уже мечтал поймать и представить в Раскольничий приказ юного красавца-«Христа» Андрюшку, толи выдающего себя за немого, толи давшего обет молчания.

Купеческая жена уже храпит, калачиком свернувшись на холодном полу Ванькиной пыточной. Он тщательно запирает ее там и поднимается в свои жилые покои. В сенях надевает лисий малахай, натягивает еще холодную с мороза шубу. За спиной звучит спокойный как будто голос:

— Опять к рыжей шалаве подался?

Ванька, не говоря худого слова, поворачивается к жене, навешивает ей оплеуху и ныряет в метель.

Он идет один, чтобы не спугнуть хлыстов, и даже не берет с собою никакого оружия. Сторожа у рогаток освещают его лицо фонарями, потом молча освобождают для него проход. Думают, небось: «Каин на охоту вышел». А и вышел. И с такой добычей вернется, что вам, мелкота, и не снилась.

Дорогой метель прекратилась, небо очистилось, и выглянула луна, осветив больше облака вокруг себя, чем путь Ваньке. Однако он не сбился и вскоре оказался у ворот дома купца Блинова. Собаки во дворе молчали. Ванька хотел постучать, потом просто толкнул калитку, и она, заскрипев, распахнулась. В сугробах была протоптана тропинка, петлявшая между запорошенных снегом яблонь. Вот и флигель. Ванька постучал. Дверь взвизгнула, явилась желтая световая щель, и простуженный голос спросил:

— Богородица Дева?

В сенях висели по стенам на гвоздях, лежали на лавках шубы, тулупы, русские дорогие треухи, немецкие треуголки и монашеские клобуки. Ванька и свою шубу сбросил. За спиной он чувствовал дыхание слуги, открывшего ему дверь, поэтому боялся лишний взгляд бросить на оставленные в сенях веши, хотя мог бы поклясться, что черную треуголку с золотым позументом видел уже не раз и помнит, на чьей плешивой голове.