Искатель, 2018 № 09 - [22]

Ванька с Дуняшей, не глядя друг на друга, разомкнули объятья и, пошатываясь, поднялись на ноги. Дуняша, собрав свои одежки в охапку, скрылась за занавеской у печи, поплескалась там и вышла к Ваньке уже одетая. Любовник ждал ее у стола, он успел не только надеть верхнее платье и сапоги натянуть, но и постель скатал и положил на скамью. Следы грешного и счастливого деяния были уничтожены, будто ничего не бывало, и оттого Ваньке хотелось волком выть. Перед глазами его все еще сияли божественной, незнакомой красоты бедра и спина Дуняши, уходящей за занавеску.

А тут к тому ж зазноба повисла у него на шее, зашептала:

— Эго все, Ванечка, ничего, эта блажь многого не стоит. А вот что ты знать должен: есть теперь у тебя баба — твой настоящий друг, которая тебя теперь будет из любой беды вытаскивать и в каждой твой напасти, мой бедненький, бросится тебя выручать…

Ванька, не стесняясь уже, заревел белугой. Поистине у бабы ум короток! О том ли речь? Он только что познал настоящее телесное счастье и смог бы попробовать объяснить, отчего ему с нею так хорошо, что хоть умри на месте, — слаже уже ничего в жизни не будет. Однако не хотел он, даже себе самому, такое объяснять, чтобы не пачкать своего горького счастья грязными русскими словами, да к тому же не только телесное оно, это счастье, поэтому его и лучшими словами все равно бы не объяснить…

И еще подумалось всхлипывающему Ваньке, что она просто не понимает, какую смертельно опасную игру по доброте своей затеяла. Ему и сейчас больно оставлять Дуняшку рейтару, ее ребенку, а если еще и сам приобвыкнет к сей сладости, тогда беда… Теперь единственное спасение для них, да и не только для них двоих — расстаться, разорвать колдовские узы. Вот как сейчас, когда снимает он ее горячие руки со своих плеч. Вот как сейчас: на вершок от нес отклеился, надо бы хоть на сажень, а на версты — и того лучше. Уехать подальше, уехать надолго. Хотел ты, Ванька Каин, на Волге погулять, так катись на спою Волгу. Скатертью дорожка.

— Прощай, Дуняша, единственная моя любовь. Нескоро теперь мы с тобою свидимся.

Ванькина шайка собралась в дорогу легко и просто. Когда совсем уж собрались идти, уж и заплечные котомки завязали, вдруг объявился Камчатка. Черты лица его, по-прежнему чисто промытые, заострились, глаза утратили веселый блеск, кафтан обтрепался, на рукаве появилась тщательно заштопанная длинная прореха, вроде от ножевого лезвия; денег, с которыми хотел жениться на купеческой дочке, и следа нет. Гнус не стал его расспрашивать, что стряслось, а Ванька тем более. Захочет — расскажет.

Камчатка сам попросился с ними, потому что был уверен, что на Москве за ним, знаменитым вором, ограбившим Анненгофский дворец, сразу примутся гоняться сыщики. И никто ему не сказал, что москвичи приписывают сие ограбление молодому вору Ваньке Каину — русаку, не побоявшемуся пощипать заносчивых немцев.

ТЕТРАДЬ ВТОРАЯ НИЖЕГОРОДСКИЕ МЫТАРСТВА

Знаменитое ограбление армянской кассы

Ванькина команда добралась на место вовремя. Как раз к открытию Макарьсвской под Нижним Новгородом ярмарки, в ночь под 25 июля, день памяти преподобного Макария Желтоводского, основателя славного Макарьева монастыря. Пришли молодцы с обгоревшими на солнце лицами, с голосами, хриплыми от дорожной пыли и ночлегов под открытым небом, — и безумно соскучившиеся по воровским проделкам.

Атаман их тоже соскучился, но ему надо было вначале осмотреться. Ваньку поразила здесь в первую голову Волга, действительно широченная, словно морс (видел его только на картинке), полюбился ему и красиво раскинувшейся на ее высоком правом берегу узорочный Нижний, хоть и далеко было Новгороду до огромной Москвы. Но дела свои молодцы собирались варить на левом, противоположном берегу Волги, в ста верстах ниже но течению, на ежегодной Макарьевской ярмарке, где гудели, как пчелиные рои, толпы народа, и если только одних лавок было там построено больше двух тысяч, то трудно и посчитать, сколько народу толпилось вокруг них. Это было место, куда привозили свои товары, кроме русских и немецких купцов, гости из таинственных азиатских городов Бухары и Самарканда, из вовсе уж сказочных Индии и Персии. Здесь мгновенно богатели торговцы и воры, таможенники и полицейские, а те, кому не удавалось набить на ярмарке мошну, на всю жизнь обогащались незабываемыми впечатлениями. Ворам здесь показалось еще привольнее, чем на московских базарах, и первую наводку Ванька получил прямо вдень приезда, в трактире, где обмывали конец долгого пути.

Впрочем, водка не шла в горло никому, кроме свинариста Тишки: воровской азарт всех пьянил. И вот Гнус, уже промышлявший здесь, как оказалось, в прошлом году, рассказал, что армянские купцы держат общую кассу у своего старейшины на ярмарке, самого богатого купчика, и что многие воры на ту кассу разевали рты, но взять ее нельзя, потому что ее постоянно охраняют двое — сам купец и его компаньон. Они сменяют друг друга, чтобы лавка не пустовала ни днем, ни ночью.

— Поели, попили, теперь пошли работать, — решительно заявил Ванька. — Давай веди, пройдемся мимо лавки, посмотрим.