Но где взять такого зверя, чтобы заменил собою мамонта? С этим, пожалуй, будет трудновато. Это надо как следует обмозговать…
Тед прилег у огромного пня, в объятьях корней которого обмозговывать самые сложные задачи казалось делом до смешного простым и комфортным. Солнце, просачиваясь сквозь далекие кроны деревьев, ласково трепало его по щеке, уверяя, что решений любой из его проблем — такое множество, такая бесконечность множеств, что с ними можно и не спешить. Нежное пение птиц вторило солнцу. Вторил заверениям солнца и сам Тед. Что он, в самом деле, не решит такой простенькой задачки? Да тут бродят такие стада оленей, что их можно брать голыми руками. Вот он только отдохнет здесь еще с четверть часика и пригонит домой стадо… три стада оленей. Нойджел от зависти удавится на своем галстуке, а Роймонд… Хотя черт с ним, с Роймондом — он раздражал Теда куда меньше своего братца. Роймонд мог пока не давиться. Тем более что в их ситуации дополнительная пара мужских рук была отнюдь не лишней. Правда, Роймонд — это еще один едок, но с этим…
Тед проснулся уже под вечер. Очень хотелось пить: должно быть, день, которого он толком и не увидел, был довольно жарким. По дороге домой он завернул к водопаду и принялся жадно втягивать в себя воду — пока живот не вспучился и не прервал экзекуцию ледяной водой, отозвавшись в боку резкой пульсирующей болью.
Тед осторожно приблизился к краю леса. Классэны дожидались его вокруг костра. На этот раз они о чем-то вяло беседовали, а не пребывали в привычной неподвижности истуканов. Они как по команде выжидательно привстали, едва он попал в их поле зрения. Теду стало неловко от того, что, возможно, они все это время хлопотали по хозяйству, с тревогой за его жизнь ждали его с охоты, а он так бездарно провел день…
Его походка неожиданно для него самого вдруг утратила легкость и пружинистость. В ней ясно читалась усталость не жалевшего сил в поисках куска пропитания человека. Особого артистизма Теду и не потребовалось: его тело все еще было разбито от долгого лежания на жесткой земле. На долю секунды Тед даже ощутил острый прилив жалости к себе. Впрочем, а почему бы ему и не изобразить некоторую усталость? Эти бездельники тоже вряд ли озаботились какими-либо делами — дел-то как таковых и не было: принеси воды да дров и валяйся целый день в траве.
Слегка приволакивая ноги и скривив лицо в скорбной маске крайнего изнеможения, Тед приблизился к костру.
— Как охота? — поинтересовалась Сантра.
— Нет здесь ничего, — уныло развел Тед руками, мысленно поздравив себя с удавшейся театральностью жеста. — Меня это не удивляет. Может быть даже, мы вчера с Нойджелом убили последнего оленя… Привет, дорогая. Дай чмокну тебя в щечку. Господи! Что это у тебя с лицом?!
Левый висок и скула Линты были сплошным пятном гематомы с парой рваных порезов.
— Я упала. Зацепилась ногой за лестницу и упала. Ничего страшного. Уже не болит. Садись есть. Ты, наверное, проголодался за день.
Тед опустился на колени рядом с Линтой и, прижав на несколько секунд ее вялое тело к своей груди, вновь поднялся на ноги, чтобы отрезать себе ломоть покрупнее от туши оленя. Он действительно чертовски проголодался, но насколько чертовски — ощутил только теперь, в присутствии источающего головокружительный аромат мяса.
— А вы что же, совсем ничего не ели? — Тед обошел тушу кругом и обнаружил, что к ней никто не притрагивался: за исключением нескольких кусков, которые он лично вырезал, она была цела.
— Мы ждали тебя, — пояснил Роймонд.
— Так не ждали бы, а начинали. Знаете же: семеро одного не ждут.
— Но нас только четверо.
Тед внимательно посмотрел в глаза Роймонду и остальным — в них не было и капли насмешки.
«Иностранцы какие-то, — мелькнула у него догадка. — Иммигранты. Поэтому ни черта и не понимают моих присказок. Поэтому и имена такие странные. Не Линда, а Линта. Не Найджел, а Нойджел. Ну, точно — немцы какие-нибудь или скандинавы. Потому и не улыбаются — у бедняг же чувства юмора нет совсем. Да, тяжело быть немцем…»
— Хорошо, давайте есть.
Тед срезал каждому по полоске мяса размером с ладонь и нетерпеливым жестом пригласил всех начинать трапезу. Сам он впился в оленину с мучительным наслаждением: с каждым проглоченным куском чувство голода притуплялось, а пресыщение только наступало, и игра двух этих ощущений была сладостной и мучительной одновременно.
Уже почти расправившись со своей порцией, Тед заметил, что никто не ест. Классэны только делали вид, что едят: методично жевали один и тот же кусок, но глотать его и не думали. При этом они бросали на него косые взгляды и как-то слишком уж пристально посматривали на Линту.
— Милая, почему ты не ешь? — с металлом в голосе спросил Тед. — Почему никто не ест? Что вообще происходит?
— У меня еще болит челюсть — трудно жевать, — пояснила Линта.
— Я не голодна, — заметила Сантра.
Братья с извиняющимся видом пожали плечами, но объяснять ничего не стали.
— Пойдем. Я тебя очень ждала…
Линта потянула Теда за руку в направлении дома, заговорщически хохотнув. Из-за ушиба ее привычная улыбка съехала куда-то вбок. Вместо раздражающей декоративности в ней появилась беззащитность. На глазах у Теда проступили слезы умиления. Он послушно поднялся и проследовал за своей возлюбленной на второй этаж.
