Искатель, 2011 № 11 - [56]

Тот скукожился.

— Идем дальше, тем более что идем мы в нужном направлении. А кроме производства "товаров для дома", фирма "Два кита", а точнее, ее директор, финансовый директор и менеджер Мязин, ныне покойный, упокой его душу господи, занимались наркотой. Так, господин Васильев?

Тот продолжал молчать, вогнув голову в плечи. Я догадывался, что что-то в этой фирме нечисто. Но откуда Загнойко об этом знал? Видимо, действительно милиция уже разрабатывала эту фирму, а похищение Васильева только подстегнуло их к дальнейшим действиям.

— Продолжаем. Причем наркотой не плохой, ибо брали ее хорошо. Каналы поставки мы сейчас разрабатываем, а местных распространителей нам генеральный директор "Двух китов" уже назвал. И как вы могли работать без серьезной "крыши", никак не пойму, кому вы отстегивали часть заработанных средств, следствие еще толком не установило.

Ладно, идем дальше. В один из дней к вам, господин Васильев, пришли те трое, которых мы вчера задержали. Попросили поделиться с ними. Но ни генеральный директор, ни финансовый этого не захотели. Тогда "слабым звеном" оказался обычный менеджер Мязин, который получал для обычного менеджера не совсем характерную зарплату. А дальше все ясно: Васильева похитили и попросили генерального директора Глеба Егоровича Синичкина "выкупить" своего товарища. Он обещал, что все сделает.

— Поэтому-то он и молчал, когда я его спрашивал о Васильеве, — произнес я.

— И не только поэтому. Деньги со счетов фирмы "Два кита" должны были поступить на счет, который им дали те, кого мы вчера задержали. И как только они поступили бы, вас, господин Васильев, уже не было бы на этой грешной планете. О чем вы думали? Надеялись, что вас после этого отпустят?

— Господи, как я устал, — сказал Васильев. — Ничего я не думал. Я устал от этой жизни, от всего, ну, убили бы меня, велика потеря, — он смотрел куда-то вдаль.

— Велика, особенно для вашей жены. Если бы не она, неизвестно, как бы все сложилось. А за наркотики придется вам и вашему генеральному немножко посидеть в "местах не столь отдаленных". А может быть, и не немножко, это уже будет решать суд.

Я посмотрел на Ивана и не удержался от тривиального вопроса:

— А какого же… если вы все это знали и ничего не делали? Ждали, пока я влезу в это дело?

— Я — это последняя буква в алфавите. Ты все испортил. Мы были уже близки к завершению операции, и тут ты свалился как снег на голову. И ваша жена, — он посмотрел на Васильева, — тоже нам все испортила. Потому что любит вас. Даже несмотря на то, что у нее масса поклонников и вы уделяете ей очень мало внимания. Вы-то ее любите?

Васильев молчал.

— Не хотите говорить, не надо. — Загнойко нажал кнопку снизу стола, и в кабинет вошли конвоиры. — Простите, Михаил Петрович, но с женой вы теперь увидитесь только в следственном изоляторе. Мне очень жаль, но статью за незаконный оборот наркотиков никто не отменял. А вы с этого, насколько мне известно, вместе с вашим генеральным имели очень даже неплохой куш. Уведите…

Когда Васильева увели, Загнойко посмотрел на меня.

— Ну, доволен, Джеймс Бонд хренов? — сказал он. — Что ты теперь его жене скажешь?

— Главное, что он жив. Понимаешь, она верила, что он жив, и оказалась права. Вот так. Но как вы все это?..

— Очень просто. Работаем. Обо всех тонкостях и нюансах я тебе не расскажу, скажу лишь, что мы действительно не знали, где содержат Васильева. Бандиты вели себя осторожно, и мы никак не могли выйти на их логово. Ладно, оставим эту тему. Марию скоро выпишут?

— Завтра должны.

— Привет ей передай. И больше в такие дела не лезь. У тебя кишка тонка. И вообще, закрывай ты свое агентство. Что ты будешь делать, когда вместо милиции появится полиция? Ты не подумал?

Поняв, что мой друг шутит, я улыбнулся.

— А ничего не буду. Ты уйдешь на пенсию, а я буду расследовать дела об изменах жен мужьям или наоборот. Ведь тема "рогоносцев" во все времена была популярна. Сейчас иногда что-то подобное показывают по телевизору, и знаешь, наверное, ребята, которые занимаются всем этим, неплохо зарабатывают…

* * *

Вечером я был у Маши в больнице. Рассказал ей все, что со мной приключилось, кое-что, конечно, приукрасив, а кое-что опустив.

— А ты думаешь, я люблю тебя меньше? — спросила она, прильнув к моему плечу.

— Я думаю, что ты любишь меня больше! — ответил я и поцеловал ее в губы. — И знаешь, не все в этом мире решают деньги. Как только жена Васильева узнала, что он жив и практически здоров, примчалась к нему сразу. Загнойко разрешил им повидаться. Она сначала плакала, а потом сказала, что будет ждать его, сколько придется. И целовала, целовала, словно это в последний раз…

— А ты откуда знаешь, подслушивал, что ли, и подглядывал?

— Нет, она потом сама нам так сказала.

— Так я тебе и поверила. А я вот тебя ждать бы не стала.

Я отстранился от жены и посмотрел на нее вопросительно.

— Я бы за тобой пошла по этапу, как жены декабристов. Ты был бы не против?

Я обнял ее за хрупкие плечи и поцеловал. А что мне еще оставалось делать?

Елена Болотова. Страшный суд

Все замерло в этот предутренний час, застыло в ожидании рождения нового дня. Тишина была такой густой, такой глубокой, что ее глубину не нарушало отдаленное журчание реки на перекате. Даже кузнечики в траве молчали в этот торжественный час. Неподвижно висели в воздухе длинные ветви большой березы, застыли устремленные вверх сабли осоки на берегу, замерли усыпанные крохотными капельками росы бесчисленные паутинки в траве. Казалось, само время остановилось. Но с каждой минутой становилось светлее. Ночная мгла таяла, сменяясь зыбкой, белесой от тумана и от зарождающегося света полупрозрачной дымкой. Туман, сгущаясь клочьями, стал спускаться к земле. Вдруг в этом застывшем мире раздался звонкий птичий голосок, какой-то робкий, несмелый, резко оборвавшийся на полутрели. Потом голосок зазвучал вновь, уже уверенно, решительно, и, словно повинуясь сигналу, запустившему остановленное время и снявшему оцепенение колдовства, природа ожила. Плеснула рыба на реке, затрещали кузнечики во влажной траве. Вслед за смелой певуньей завели свои арии другие птицы. Поднялся легкий, чуть заметный ветерок, потащив клочья тумана к реке. Качнулись ветви березы, пробежала волна по усыпанной жемчугами траве.