Искатель, 2009 № 07 - [30]

— И куропатки, — подхватил другой, более зычный голос.

Маша молчала, с удивлением оглядывая зал.

Тут знаменитая Ржанская, игравшая Аркадину, не нашла ничего более умного, как кинуть свою запланированную реплику, которая должна была прозвучать уже после монолога Заречной:

— Это что-то декадентское.

Зуев-Треплев отозвался, автоматически следуя тексту — умоляюще и с упреком:

— Мама!

В зале засмеялись, кто-то захлопал, приветствуя находчивость актеров. В этот момент Заречная должна была сказать, что она одинока и раз в сто лет открывает уста, и голос ее звучит в этой пустоте уныло, и никто не слышит и так далее… Но Маша молчала, глядя в какую-то немыслимую точку на расстоянии вытянутой руки от собственных глаз.

— Серой пахнет, — угрюмо проговорила Аркадина. — Это так нужно?

В сложившейся ситуации реплика приобрела неожиданно новый, зловещий смысл.

— Да, — мрачно подхватил Треплев.

Аркадина усмехнулась:

— Да, это эффект.

Треплев повторил:

— Мама!

Вдруг встрепенулся, скинул оцепенение, посмотрел на Раковского, который с безумными глазами махал актерам из-за кулисы…

— Господа! — продолжил Зуев тем же голосом. — Мы приносим свои извинения. Через несколько минут спектакль будет продолжен. Дайте, пожалуйста, занавес.

Родион хлопнул по плечу Кривцова, своего помощника, и тот пересел за пульт. Родион вышел из зала и, набирая скорость, понесся через фойе.

Занавес был закрыт, Маша все также сидела на «камне», Раковский слева, Зуев справа — пытались поднять ее. Тело девушки, казалось, приросло к «камню», она удивленно озиралась по сторонам, вовсе, похоже, не понимая, как попала сюда.

— Да что с тобой?! — зашипел Раковский, размахивая перед ее лицом ладонью.

Маша сделала несколько шагов по сцене и вдруг завалилась навзничь. Родион подлетел одним гигантским прыжком и подхватил обмякшее тело. Раковский вытягивал шею, всматриваясь за левую кулису, откуда быстро, из глубины, приближалась, уже «вся в белом», Светка Алексеева, дублерша.

Родион отнес Машу прочь со сцены, бегом, будто в театре начался пожар. Оглянувшись, он увидел, что Светка уже сидит на «камне», поправляя свое белое, а занавес уже ползет в стороны.

Чей-то голос деловито произнес за шторой:

— «Скорая»? У нас, знаете ли…

Веки Маши были плотно сомкнуты.

— Дарья… — прошептали ее бескровные губы. — Не лезь ко мне, Дарья!

В следующий миг она очнулась, часто заморгав глазами.

— Люди, львы, орлы и куропатки… — донеслось со сцены бодрым голосом Светки, сдобренное хлопками и смехом в зрительном зале.

3

«Скорая» приехала, врач вколола Маше успокоительное и развела руками: ничего страшного, вообще — ничего.

Тем же вечером они сидели в открытом кафе под гостиницей «Россия», за парапетом бились крупные волны Волги, низкое солнце припекало, но крепкий речной ветер обволакивал лица уверенной прохладой. Маша задумчиво рассматривала ледяное крошево в своем бокале, где белый свет разбивался на полноцветную радугу.

— Кто такая Дарья? — спросил Родион.

Маша вздрогнула. Вопрос явно привел ее в замешательство.

— Откуда ты знаешь о Дарье? — прошептала она.

Родион пояснил.

— Ну, хорошо, — успокоившись, сказала Маша. — Я никому не рассказывала о своей сестре. Мы давно не общались. Она осталась в Оренбурге. У нее был свой бизнес. Индивидуальный… Ты понимаешь?

— Проститутка?

— Противное слово… Индивидуалка. Она и меня хотела вовлечь, причем так пристала, что… Оказывается, на этом рынке большим спросом пользуются двойняшки. Которые работают в паре. Тьфу! Не хочу больше об этом.

Родион посмотрел на Машу, и вдруг ее лицо поплыло перед его глазами.

— Так вы двойняшки?! — то ли спросил, то ли воскликнул он.

— А что в этом такого? Ты аж побледнел весь!

Родион молчал. Невозможная мысль стукнулась в его голову, как лодка о сваю, и уплыла прочь по мутной воде непонимания. Он ведь сам думал о том, что у Маши может быть сестра-близнец, которая зачем-то заняла ее место, он муссировал эту абсурдную мысль, и вот правда: сестра существует.

— Вы с ней сильно похожи?

— Как две капли. В детдоме первое, что я слышала, когда ко мне подходили, было: ты Маша или Даша? А уж потом обращались… Хочешь, покажу?

Ее глаза хитро блеснули. Она порылась в сумочке и достала маленький бумажник. Развернула.

— Я всегда ношу ее с собой. Отец снимал…

При слове «отец» ее губы скривились — еще одна тайна…

— Эта фотка мне особенно дорога. Именно потому, что я не могу с уверенностью сказать, где она, а где я.

— Разве так бывает? — Родион рассматривал снимок, где стояли, обнявшись, две маленькие Маши в одинаковых сиреневых платьицах.

— Бывает. Мне кажется, что фотографию обернули зеркально при печати. Помню, я тогда стояла слева. А теперь я справа. Но иногда меня почему-то берет сомнение, что левая — это я… — Маша вдруг запнулась, ее взгляд потух, лицо застыло, будто невидимый режиссер бытия запланировал в этом месте остановленный кадр. — Впрочем, однажды между мной и сестрой появилось различие… — Маша замолчала, сощурившись, словно увидела что-то в далеком мареве правого берега.

— Если не хочешь, не вспоминай, — мягко сказал Родион, хотя больше всего на свете ему хотелось, чтобы она вспомнила.