Искатель, 1992 № 03 - [43]

сильно жестикулирующий, и местный полицейский в криво застегнутом мундире. У него под ногами путалась деревенская малышка. Он как раз заканчивал снимать показания с двух потерпевших, освобожденных из котельной. Младший из них, молодой человек лет двадцати пяти, с самонадеянным и дерзким выражением лица, уже заводил свой мотоцикл: Он вежливо поздоровался с мистером Фробишер-Пимом:

— Боюсь, мы выглядим довольно глупо. Я вам не нужен? Я должен вернуться в Херритинг. Мистеру Грэхему не понравится, если я опоздаю в контору. Думаю, это шутки каких-то деревенских весельчаков.

Он усмехнулся, набрал полную скорость и исчез в большом облаке едкого дыма, что заставило чихнуть мистера Фробишер-Пима.

Его товарищ по несчастью — большой, толстый мужчина, по виду — беспутный завсегдатай баров, кем он и был на самом деле, неуверенно улыбнулся мистеру Фробишер-Пиму.

— Ну, Хаббард, — сказал последний, — должен вам сказать, я удивлен: как вы, с вашей комплекцией, позволили запихнуть себя в угольную дыру, словно нашкодивший уличный мальчишка.

— Я и сам удивляюсь, сэр, — сказал не без юмора сборщик налогов. — Когда это одеяло оказалось у меня на голове, я был самым удивленным человеком во всем графстве.

— А сколько же их все-таки было? — спросил Уимзи.

— Думаю, трое или четверо, сэр. Но видеть я их не видел и могу судить только по голосам.

— Нужно во что бы то ни стало узнать, кто это сделал! — взволнованно сказал викарий. — Ах, мистер Фробишер-Пим, вы только взгляните, что они натворили! Я считаю… это антикатолический выпад. Хорошо еще, они не пошли дальше.

Он открыл шествие. Кто-то зажег в темном алтаре два или три светильника. При их свете Уимзи удалось рассмотреть, что на аналое в форме орла красовался огромный красно-бело-голубой бант и лежал большой рекламный плакат, украденный, очевидно, из редакции местной газеты: «Ватикан запрещает нескромную одежду». На хорах на каждом сиденье восседал плюшевый медвежонок, погруженный в чтение перевернутого вверх ногами молитвенника, а на подставке перед ним лежал номер газеты «Краснобай».

— Какое бесстыдство!

— Вы правы, Хэнкок, — откликнулся мистер Фробишер-Пим. — Но должен сказать, за это вам следует благодарить самого себя, хотя я, безусловно, согласен, что такого рода вещи совершенно недопустимы и осквернители должны быть найдены и строго наказаны. Однако… такое святотатство со старым Бердоком… — Его голос продолжал звучать все так же монотонно.

Полицейскому к этому времени удалось оттеснить деревенскую свиту, и теперь он стоял позади лорда Питера у входа в алтарь.

— Это не вы были сегодня ночью на дороге, сэр? Мне показалось, я узнал ваш голос. Вы нормально добрались до дома, сэр? Вам что-нибудь встретилось на пути?

В тоне, каким был задан этот вопрос, казалось, прозвучало нечто большее, чем праздное любопытство. Уимзи быстро обернулся.

— Нет, ничего не встретилось… больше. Послушайте, сержант, кто по ночам правит в этой деревне каретой с белыми лошадьми?

— Еще не сержант, сэр, и пока не жду повышения. А про белых лошадей точно не могу сказать, сэр. У мистера Мортимера, по ту сторону Эбботс-Болтона, есть несколько прекрасных серых. Он лучший коневод в этих краях, но, понимаете, он не стал бы разъезжать на них в такой дождь, не правда ли, сэр? К тому же (констебль низко наклонился к Уимзи) у мистера Мортимера есть голова на плечах, и, самое главное, у его лошадей тоже. А что касается этого церковного дела, то тут всего-навсего проделки мальчишек. Они не хотели причинить никакого вреда, сэр; просто немного позабавились, вот и все. Викарий очень хорошо говорит, сэр, но и слепому видно, что это не кенситисты и им подобные.

— Я и сам пришел к такому же заключению, — разговор явно заинтересовал Уимзи, — но мне хотелось бы знать, что привело вас к этому выводу?

— Благослови вас Бог, сэр, но это же ясно, как Божий день! Те парни набросились бы на кресты, на статуи святых, на подсвечники и на — что вон там такое? — Он доказал толстым пальцем в сторону дарохранительницы. — А эти и пальцем не дотронулись до тех вещей, которые называют священными, и не причинили никакого вреда алтарю. И с трупом мистера Бердока — видите, сэр, — они тоже обошлись уважительно. Значит, в глубине души они ничего плохо не хотели, понимаете?

— Совершенно с вами согласен, — сказал Уимзи. — Действительно, они проявили особую заботу, чтобы не прикоснуться ни к чему, что считается священным для верующего.

— Ну, а теперь, — сказал констебль, — я думаю, мне пора идти. Предоставьте это дело нам, мистер Фробишер-Пим, сэр; мы здесь до всего докопаемся.

— Надеюсь, — сказал мистер Фробишер-Пим. — Идемте, Уимзи, дадим им возможность приготовить церковь к похоронам. Что вы там нашли?

— Ничего, — сказал Уимзи, разглядывая что-то на полу. — Мне показалось, что тут завелся червь-точильщик, но теперь я вижу, что это просто древесные опилки.

Если вы гостите в деревне, то невольно участвуете в жизни местного общества. Вот почему лорд Питер в должное время присутствовал на похоронах сквайра Бердока и созерцал, как осторожно предали земле гроб, — в моросящий дождик, конечно, но в присутствии большой и почтительной толпы прихожан.