Искатель, 1992 № 02 - [31]

Вначале мы сделали несколько слабых попыток скрыть наши отношения от слуг. Но вскоре нам стало безразлично, что они думают. Треугольник из очаровательной жены, старого толстого мужа и молодого, здорового любовника встречается в латинском мире сплошь и рядом. Джон Пинелли вел себя грубо со всеми тремя слугами. И они выражали одобрение нашему поведению различными способами, приводившими нас в восторг: цветы от Армандо на обеденном столике, особые блюда, приготовленные Розалиндой, хихиканье и румянец Надины. Они все, похоже, стали соучастниками любовного заговора.

За шесть недель в нашем напряженном романе случилось четыре перерыва. Четвертый, наверное, и нельзя назвать перерывом. Джон прилетал четырежды. Первый раз один, второй с Зоннингером и дважды с Зоннингером и Рейсом. После. второго приезда он взял о собой Кэти на два дня в Мехико. В ее отсутствие я слонялся по опустевшему миру, словно брошенная собака. Назад она прилетела одна. Когда я встретил Кэти в аэропорту, робость на ее лице стерла память о тех двух днях, будто их и не было.

Меня беспокоило, что Джон Пинелли заметит перемену в ней и догадается о причине. Однако я не мог предугадать, что он в этом случае сделает. Я не понимал, как он мог находиться в одной комнате с нами и не догадываться о наших чувствах. Кэти смеялась над моими страхами, говоря, что я совершенно напрасно сомневаюсь в ее актерском мастерстве. Когда рядом находился Джон Пинелли, Кэти могла мгновенно выключить свою бьющую через край радость и стать пугающе незнакомым человеком. В четвертый раз он приехал с Зоннингером и Рейсом всего на одну ночь Они сильно напились и поздно легли. На заре Кэти разбудила меня, запрыгнув в мою постель, смеясь и прижимаясь к моей груди. Она горячо дышала, от чистых волос исходил приятный запах, а маленькое тело покрывал шелестящий шелк.

Позвольте мне заметить, что в наших забавах отсутствовало даже малейшее зло. Скорее мы были озорными заговорщиками, как дети, совершающие набег на фруктовый сад. Ей удалось очиститься с помощью любви. А то, что случилось в машине по пути в Мехико… Однажды она заговорила об этом. Извинилась, расплакалась, и я немедленно ее простил. В те дни она легко поддавалась слезам.

Когда Кэти спала в моих объятиях, я иногда вспоминал, что видел эту женщину на больших экранах кинотеатров, в плоском маленьком мире телевидения и знал, что все остальные мужчины тоже смотрели на нее. Это были периодические неизбежные, эгоцентрические грезы совокупности с электронной проекцией желания, и когда абсурдность желания становится очевидной, ваше второе «я защищается, говоря: «О, она костлявее, чем кажется. Эти девчонки из шоу-бизнеса уделяют слишком много внимания постельным, делам, и она, вероятно, лесбиянка». Неужели мне так невероятно повезло и я держу в объятиях это почти мифическое существо?

Я изучал ее лицо, ухо, раскрытые губы, правильной формы нос, брови, невероятно гладкую кожу, веки и ресницы, похожие на маленькие золоченые проволочки. Я терпеливо ждал, когда глаза откроются, и знал, что сначала, когда она выходит из тайных джунглей сна, они будут пустыми, неба понимающими, и лишь когда они остановятся на мне, в них проснется радость. Я. знал, что уголки рта приподнимутся, знал, что она потянется в моих объятиях и зевнет, показывая изогнутый язык, а затем жадно потянется к моим губам, и я начну ласкать так, как это ей особенно нравится.

Любовники всегда убеждены, что их роман будет длиться вечно. В любви отсутствует время. Кэти нравилось, как я втирал крем для загара в ее кожу, когда она лежала в бикини на плите над океаном. Я втирал крем до тех пор, пока ее стоны и вздохи удовольствия не становились похожими на мурлыканье кошки. Когда пекло становилось нестерпимым, мы бросались в море, чтобы остыть, а потом поднимались в дом и закусывали в тени внутреннего дворика. После ленча перед послеобеденным отдыхом она доставляла мне удовольствие, позволяя снять остатки крема с ее тела. В доме находилась огромная душевая, отделанная кафелем. Она повязывала голову тюрбаном из большого полотенца, и я намыливал ее неясным мускусным мылом, которое Кэти обожала, и тер большой мягкой щеткой. Она стояла покорная, словно ребенок, а я растирал ее стройное и зрелое тело, пока кожа не начинала гореть. Это тоже входило в нашу любовную игру. Ей нравилось, что я, разглядывая ее тело, получаю удовольствие. Этот ритуал подготавливал нас к пиршеству в огромной кровати, после которого мы, сильно уставшие, погружались в послеобеденный сон.

Неисчерпаемый мир любви рухнул второго июля. Я заснул, глядя на Кэти и на стену за ее спиной. Но вскоре она яростно разбудила меня, стараясь быстро возбудить, кусая мой рот, издавая странное тихое жужжание, царапая меня ногтями. У нее были круглые и безумные глаза. Неистовость Кэти быстро разогнала остатки сна и вызвала почти немедленный ответ. Она являлась передо мной во многих ролях, но эта для меня была новой. Впрочем, игра стала частью нашей любви, и если Кэти впала в ярость, близкую к безумию, я должен был играть по ее правилам. Она так извивалась и металась, что поймать, оседлать и утихомирить ее на время, достаточное, чтобы войти в нее, было на удивление трудной задачей.