Искатель, 1992 № 02 - [30]

Теперь, когда те события ушли достаточно далеко в прошлое, я в состоянии хладнокровно описать наш роман. Вначале, как всегда бывает, удовольствие портила неловкость от незнания друг друга. Но со временем, по мере того, как мы познавали друг друга физически, как в процессе эксплуатации познаются особенности работы нового катера или спортивного автомобиля, удовольствие росло. Как все любовники с момента рождения человечества, получая все большее наслаждение, мы все чаще занимались любовью. Такое напряжение неизбежно порождает гипнотическую ауру перед которой тускнеют все остальные стороны существования.

Теперь я должен описать ту перемену в Кэти, которая изумила ее саму. Она много раз пыталась объяснить мне ее. Когда Джон позвонил из Мехико, он начал дразнить ее, говоря, что Зоннингер постоянно требует взять на главную роль более молодую актрису. Он попытался создать у нее чувство неуверенности, оказав, что, вероятно, придётся подчиниться требованиям Зоннингера. Разъяренная Кэти нашла самое удобное орудие мести — взяла в постель парня, который ничего для нее не значил. Это был бессмысленный и самоубийственный поступок. Услуга, которую она потребовала от меня, не приведет ни к чему серьезному для нее. Так думала Кэти.

Но, к ее удивлению и ужасу, смешанному с радостью, чувство захватило, и значительно быстрее, чем она от себя ожидала. Теперь-то я знаю, что главная причина заключалась не во мне, а в ее собственной уязвимости.

Ее отношения с мужем испортились настолько, что она начала подумывать, не все ли равно Джону Пинелли, жива она или нет. Несколько лет уже она сражалась с возрастом, но сейчас появилась другая опасность. Кэти позволила себе увлечься, что опасно для любой женщины. При этом она успокаивала себя, что ей никто не нужен и что она не нужна никому.

Кэти быстро нашла способ маленькой грязной мести, не осознав, сколь уязвимой стала она, бросившись в объятия обожающего ее молодого человека. Так много мужчин пытались использовать Кэти для собственной выгоды, и вдруг нашелся один, чьим смиренным желанием было просто находиться рядом, служить ей, любить ее.

Вдобавок ко всему этому в ее уязвимости существовал физический аспект. Натура страстная, она гасила свои желания, переплавляя их силу в актерское вдохновение (за исключением редких случаев в прошлом, когда она занималась любовью «по работе». Джон не касался ее, рассказывала Кэти, с тех пор, как мы уехали из Нью-Йорка. Так что она была готова. А я обладал молодой силой, которую она вскоре сумеет подавить…

Это было маленькое чудо: женщина сначала медленно, затем все быстрее молодела. Не следует забывать, что всю свою жизнь я никогда ничего не отдавал другим, я ничего не знал об этом процессе. А в те шесть недель я подошел очень близко к пониманию любви. Я чувствовал в себе и робость, и ликование. В те шесть недель я был хорошим человеком. Я ни перед кем не притворялся, не искал своей выгоды. Я только хотел любить ее и смотреть, как она расцветает, наблюдать за этим чудесным явлением, которое поражало нас обоих.

Теплые чары осени могут заставить цветок зацвести вновь. Так случилось и с моей Кэти. Грубость и холодность исчезли. Она смотрела на меня нежными глазами, а шелковистое, благоухающее тело, всегда готовое принять меня, молодело вместе с ее сердцем.

Как все любовники, мы превратились в детей. У нас возник свой язык, мы придумывали ритуалы, шутки, воздвигая таким способом стену, которая ограждала нас от от окружающего мира. Раньше я ни разу не слышал, чтобы она громко смеялась. Теперь научился различать малейшие оттенки ее настроения — от победной песни радости и непристойного хохота до бархатного смеха наслаждения, В городе мы покупали друг другу нелепые подарки. Будучи актрисой, она вмещала в себя дюжину женских характеров. Я знал, что, как только я постигну один, начнется вторая серия, затем третья и так далее, как в магазинных витринах образцы сменяют друг друга.

Мы купались, загорали, ездили в город посидеть и потанцевать в барах. Мы изобретали сотни планов побега, все до единого несбыточные и фантастичные, и знали, что никуда не уедем, но боялись признаться в этом вслух.

Кэти понимала, что за удовольствие для меня — выполнять ее мелкие поручения. Поэтому она помогала мне придумывать работу. Торжественный момент наступал, когда и расчесывал ее блестящие волосы щеткой, а она, словно послушный ребенок, восседала за туалетным столиком и наблюдала за мной в зеркало. После ста движений щеткой из черепашьего панциря я заворачивал эту щетку в нейлоновый чулок и еще тридцать раз проводил по волосам Кэти, чтобы придать им особый блеск и снять потрескивающее электричество. Мне разрешалось красить серебряным лаком ногти на ее ногах, а она в это время смотрела на меня сверху вниз. Кэти посылала меня в город по разным делам. Кэти превратилась в маленькую драгоценность, данную мне на хранение. Ее искрящиеся счастьем глаза наполняли меня радостью.

Мы часто играли в игру, которой, с небольшими вариациями, по-моему, забавляются все любовники. Она объявляла чопорно, но с блеском озорства в глазах, что сегодня мы будем вести себя хорошо. И мы начинали мучить себя фальшивой скромностью так долго, как это возможно. Но неизбежно наступал момент, когда наши глаза встречались. Я видел, как ее рот смягчается, на шее появляется пульсирующая жилка, как никнет голова, словно под тяжестью. И где бы мы в тот миг ни находились — на пляже, в городе, за столом, — мы выбирали кратчайший путь к кровати. «Мы ужасные люди, — шептала она. — Никакой силы воли, мой дорогой. Мы не можем сдержать низменные инстинкты, милый. Ну и слава Богу».