Искатель, 1990 № 05 - [7]

Медленно, ни на что уже не надеясь и не заботясь о следах, таких отчётливых, словно он шёл по снежному полю, Клёнов пересёк зал.

Его шаги гулко отдавались под сводами. Он пересёк зал и остановился перед стеной, затянутой драпировками.

Их было сорок или пятьдесят. Каждая со своим отдельным шнурком, позволявшим отвести в сторону любую из штор, не трогая остальных. Что там, за ними — старые фрески? Он не интересовался живописью. И ни на что уже не надеясь, медленно потянул за первый попавшийся шнурок.

В неглубокой нише виднелась картина. Ему захотелось повернуться и уйти. Возможно, он так бы и сделал, но свет под потолком стал ярче.

Наверно, автомат, регулирующий освещение, реагировал на движение драпировок. Теперь он отчётливо видел картину.

На ней была изображена обнажённая женщина в полный рост, в натуральную величину. Картина производила неприятное, неэстетичное, совершенно не вяжущееся со стройным силуэтом женской фигуры впечатление. Он не сразу осознал, в чём причина этого, его внимание отвлекли круглые металлические заклёпки, столь неуместные на светлой, почти живой коже изображения. Их было штук пятнадцать, разбросанных, казалось, без всякого порядка по всей картине, и от каждого металлического кружочка уходила в сторону тоненькая, едва заметная паутинка провода.

Вначале провода показались ему нарисованными, но, подойдя ближе, он понял, что они настоящие, и это поразило его больше всего. Заклёпки тоже отсвечивали натуральным металлом. Клёнов попытался дотянуться до одной из них, но картина висела слишком высоко. Изображение не имело ни рамки, ни фона, словно кто-то наклеил переводную картинку на пустую голую стену. Теперь он понял, в чём заключалась режущая глаз диспропорция в изображении. Собственно, это была не картина, а абсолютно точная геометрическая проекция человеческого тела на плоскость, передающая каждую мелочь — вот только всё оказалось в непривычных местах, не там, где нарисовал бы это художник, всегда стремящийся сохранить на своей картине ощущение объёма и жизни. Лицо женщины, бледное, без кровинки, с синевой под глазами и плотно сомкнутыми веками, ещё больше усиливало жуткое, мертвящее впечатление. Клёнов протянул руку и задёрнул штору. Несколько минут он стоял неподвижно, тупо уставившись на её серые, похожие на саван складки.

Ему потребовалась изрядная доля мужества, чтобы решиться отдёрнуть следующую штору.

За ней оказалась точно такая же проекция, на этот раз мужского тела. Он наконец справился со своими чувствами и сумел детально рассмотреть картину. С первого взгляда лицо показалось ему знакомым. Затем он решил, что это просто обман зрения. Плоскую маску невозможно было узнать, она не походила ни на одно человеческое лицо, и всё же… Эти усики, этот маленький зигзаг шрама под левой скулой… Если, бы он не был инспектором службы безопасности, то, возможно, он не обратил бы внимания на почти незаметный шрам. Но в школе его зрительную память специально тренировали на подобные незначительные на первый взгляд мелочи. Он помнил шрам, он даже помнил, что у Курлянова он был справа, а не слева. Возможно, поэтому в первый момент он его не узнал. Кому понадобилось снимать подобные изображения с живых людей, для чего? Что за паноптикум здесь собран?

Клёнов подошёл вплотную к картине и, подсвечивая себе фонариком, стал рассматривать её под разными углами. Изображение казалось слегка утопленным в материал стены и вместе с ней покрыто блестящим лаком или какой-то защитной плёнкой. Местами сквозь него просвечивала фактура стены. Клёнов переключил свой портативный анализатор на видеозапись и провёл открывшимся кристаллом крошечной видеокамеры вдоль картины. Его очень интересовали металлические нашлёпки, похожие на какие-то датчики, но с этим он решил разобраться позже. Сначала нужно было закончить съёмку всех картин. Их оказалось сорок. Среди них два женских изображения и шесть знакомых ему мужских лиц, но зато каких! Здесь был председатель совета гридской колонии, два его заместителя, начальник отдела снабжения, начальник отдела переселенцев и комиссар сил безопасности, или, как его упорно здесь именовали, комиссар местной полиции Курлянов.

Каждая картина находилась в отдельной нише, и ещё двадцать таких ниш пустовало. Клёнов почти полностью заполнил кристалл памяти своего прибора, но зато теперь в любой момент мог воспроизвести всю эту кунсткамеру до мельчайших деталей.

Наконец можно было заняться датчиками. Чтобы добраться до них, пришлось воспользоваться столом, стоявшим у стены при входе. Стол оказался необычным. С двух сторон напротив друг друга к нему намертво были прикреплены два сиденья, и вся эта конструкция легко передвигалась на небольших колёсиках.

На столе стоял неизвестный ему прибор, чем-то напоминавший уменьшенный компьютерный терминал, только без дисплея и с толстым пучком проводов, заканчивающихся небольшими острыми наконечниками.

На пульте прибора он насчитал тринадцать клавиш, помеченных греческими буквами алфавита. Кроме аппарата, на столе не было ничего, что могло бы объяснить назначение этого странного устройства. Решив, что прибор подождёт, он покатил стол к изображению Курлянова. Этот человек интересовал его больше всего, даже больше, чем председатель совета Гридоса Лин Адамов.