Искатель, 1984 № 06 - [58]

Боюсь, наш разговор в кафе окончательно решил Дорину участь, простите за мелодраматическое выражение. Но, наверно, все равно бы этим кончилось. Ведь пока Дора Баннер была жива, Шарлотта не могла быть спокойной. Она любила Дору, она не хотела убивать Дору… но другого выхода у нее не было. И очевидно, она убедила себя, что это был чуть ли не милосердный поступок. Бедняжка Банни, ей все равно оставалось недолго жить, к тому же конец мог оказаться весьма мучительным. И что самое интересное — Шарлотта изо всех сил старалась сделать последний день Банни очень счастливым. День рождения, гости, особый торт…

— «Дивная смерть», — содрогнулась Филлипа.

— Да-да, примерно так. Она пыталась устроить подруге дивную смерть. Гости, любимые кушанья, запрещение говорить о неприятных вещах, чтобы не расстраивать ее. А потом — таблетки. Бог знает, что это такое было в пузырьке из-под аспирина, она оставила их возле своей кровати, чтобы Банни, не найдя нового пузырька, смогла взять из другого. А впечатление создается (и оно действительно создалось), что таблетки предназначались для мисс Блеклок.

Вот так Банни и умерла во сне, совершенно счастливая, и Шарлотта вновь почувствовала себя в безопасности. Но она тосковала по Доре Баннер, по ее любви и верности, ей было не с кем поговорить о прошлом. Она горько плакала в тот день, когда я принесла ей записку от Джулиана, и ее горе было искренним. Она убила самую лучшую подругу…

— Как было с Мергатройд? — спросил Джулиан

— Да, о бедной мисс Мергатройд. Очевидно, Шарлотта подошла к дому и услышала, что они разыгрывают сцену убийства. Окно было открыто, она прислушалась. До этого момента ей не приходило в голову, что еще кто-то может быть для нее опасен. Мисс Хинчклифф заставляла подругу вспомнить, что та видела, а ведь до сих пор Шарлотта считала, что никто ничего не мог видеть. Она полагала, что все машинально смотрели на Руди Шерца. Она притаилась под окном и слушала. Вдруг все обойдется? А потом, когда мисс Хинчклифф ринулась на станцию, Мергатройд вдруг натолкнулась на след. Она крикнула мисс Хинчклифф: «Там ее не было…»

Я спрашивала у мисс Хинчклифф, точно ли так она сказала Потому что, если бы она сказала: «Ее не было там», это означало бы уже другое.

— Это для меня слишком сложно, — сказал Креддок.

Мисс Марпл с готовностью повернула к нему лицо.

— А вы представьте, что происходит в голове мисс Мергатройд. Человек очень многое видит и сам об этом не знает. Помню, как-то в момент железнодорожной катастрофы я заметила большой пузырь краски на стене купе. Я могла бы нарисовать его во всех подробностях. А однажды был налет на Лондон… бомбы… осколки… жуткое потрясение… но ярче всего мне запомнилась какая-то женщина, она стояла передо мной, и у нее была большая дырка на чулке, а сами чулки — разного цвета. Так что, когда мисс Мергатройд перестала думать и попыталась просто вспомнить, что она видела, она припомнила очень многое.

Наверно, она начала с камина, куда сперва ударил свет фонаря; потом он прошелся по окнам, и в этом пространстве стояли люди — например, миссис Хармон, которая закрыла лицо руками. Она пошла мысленно дальше вслед за фонарем, дошла до мисс Баннер, стоявшей с разинутым ртом и выпученными глазами, потом до пустой стены и стола с лампой и сигаретницей. Потом были выстрелы — и вдруг она вспомнила нечто совершенно невероятное. Она увидела стену, возле которой стояла мисс Блеклок, когда в нее стреляли. Но в миг, когда пистолет выстрелил в нее, там ее не было…

Теперь вы понимаете? Она думала о тех трех женщинах, на которых ей указала мисс Хинчклифф. Если б одной из них не оказалось на месте, она сделала бы ударение на местоимении. Она бы сказала: «Этой! Ее там не было». Но она имела в виду место, где кто-то должен был находиться, оно пустовало — там никого не было. Место было, а человека не было. И она не смогла сразу это осознать. «Как странно, Хинч, — сказала она, — там ее не было…» А это могло означать, только мисс Блеклок.

— Но ведь вы уже это поняли, — сказала Банч. — Когда перегорела лампа, когда вы написали те слова на листочке бумаги.

— Да, милая. Тогда все вдруг соединилось, до того были лишь отдельные кусочки, а тут создалась стройная картина.

Банч мягко процитировала:

— «Лампа?» Да. «Фиалки?» Да. «Пузырек аспирина». Вы подразумевали, что Банни собиралась купить новый пузырек и поэтому ей не было нужды брать пузырек мисс Блеклок?

— Да, если бы его у нее не украли или не спрятали. Должно было сложиться впечатление, будто кто-то намеревался убить именно мисс Блеклок.

— Понимаю. Что там шло дальше? «Дивная смерть». Торт, но это больше, чем торт. Это вообще весь день рождения. Предсмертный праздник для Банни. Она обращалась с ней как с собакой, которую собираются убить. По-моему, самое ужасное в этой истории — ее искренняя доброта.

Но она действительно была доброй. Те ее последние слова на кухне? Я не хотела никого убивать» — правда. Она просто хотела заполучить кучу денег, которые ей не принадлежали. И перед этим желанием (ставшим навязчивой идеей, будто деньги должны были возместить ей все прошлые страдания) все остальное не существовало. Люди, затаившие злобу на жизнь, всегда опасны.