Искатель, 1982 № 06 - [7]

Совещание заканчивалось. Шевченко хмуро оглядел собравшихся, спросил:

— Все ли считают, что чрезвычайные меры необходимы? Ставлю вопрос на голосование… Двенадцать «за», двое «против». Хорошо.

Он помолчал, опустив голову, затем сказал:

— Итак, осталось самое неприятное. Кто из нас возьмет на себя роль варвара? Предупреждаю: истинные мотивы не подлежат огласке. Поэтому исполнитель, естественно, будет предан общественному презрению. Есть ли добровольцы?

Теперь опустили головы остальные.

Молчанка затягивалась.

— Позвольте? — Илья встал и тут же мысленно себя выругал: «Выскочка! Это не твое дело. Служба Солнца здесь ни при чем. Это прерогатива Совета миров. Шевченко может назначить любого из нас… Зачем тебе добровольно брать на себя такой позор?»

Вопреки своим же мыслям он, пожевав губами, сказал:

— Я первым подал идею локализировать опасность. Я рад, что вы ее поддержали. Значит, мне и осуществлять задуманное.

Он улыбнулся, как бы ободряя присутствующих и призывая их принять его жертву:

— Вы не обижайтесь, ребята… Я в прошлом хирург. Мне привычнее отсекать ненужное и опасное…

Площадь Перемещений выходила на Приморский бульвар, простиравшийся вдоль всего побережья. Бульвар объединял многочисленные курортные поселения в один бесконечный город развлечений, который и назывался Золотым Поясом.

После полуночи на разноцветных дорожках движущихся тротуаров прохожих почти не было. «Это к лучшему, — подумал Илья. — Чем меньше людей увидит инсценировку, тем лучше. Варварство противно самому существу человека… А информацию они получат: утром будет специальное сообщение по программе «Инфор». Кроме того, каждый сможет собственными глазами убедиться, что натворил неизвестный сумасшедший…»

Вход на площадь Перемещений перекрывало заграждение из прозрачной силитовой пленки, на которой через каждые пять-шесть метров светились надписи на интерлинге: «Вход строго воспрещен! Карантин! Межпланетные сообщения временно прекращены».

Илья включил гравипояс, перемахнул через заграждение, осмотрелся. Кабины нуль-пространственных переходов располагались подковами по обе стороны площади. Их белые продолговатые эллипсоиды, увенчанные коронами антенн, напоминали то ли внеземные плоды, то ли грустные лица идолов. Слева кабины приема, справа — передающие. «Они-то мне и нужны», — подумал Садовник.

Он снял с пояса тяжелый цилиндр универсального инструмента, включил генератор атомного распада. В торце цилиндра зажегся красный глазок индикатора готовности.

Ефремов еще раз проверил расстояние и силу заряда. Атомный обстрел должен повредить лишь шлюзовые камеры и частично площадь возле них. Словом, надо сделать так, чтобы на площадь Перемещений страшно было взглянуть. В то же время в случае необходимости ремонтники должны через два-три часа запустить нуль-переходы.

Илья прицелился, выстрелил. С громовым раскатом перед крайним зданием-эллипсоидом взметнулось голубое пламя. Он повел стволом, и в огненном вихре исчезли павильоны-ожидалки, розарии и летние кафе. Черным и красным светом наполнилась площадь, удушливым дымом от испепеленных пластиковых покрытий, жаром искореженных и частично расплавленных конструкций. Откуда-то повалил пар.

Ефремов отступил ближе к ограждению, опустил ствол излучателя. Краем глаза он заметил, что к площади бегут люди. Поспешно размазав на лице пот и копоть, Илья опять нажал спуск. Скорее! Скорее выжечь здесь все, вздыбить в атомном расплаве землю, пощадив лишь уникальные творения человеческих рук — кабины нуль-переходов.

Он сделал последний выстрел и отвернулся от безобразной пляски огня.

За неощутимо тонкой пленкой ограждения стояли люди. Сотни людей. Толпа все прибывала, разрасталась.

Илья машинально шагнул к людям, но вдруг словно включился звук, и он услышал через гоготание пламени взволнованные голоса, увидел мужчин, которые старались разрушить ограждение, чтобы схватить маньяка, то есть его.

«Все. Можно уходить, — подумал Ефремов. — Черное дело сделано. Теперь хоть на люди не показывайся».

— Не трогайте его! — крикнула какая-то девушка, сдерживая толпу. — Разве вы не видите, что он безумный?!

Голос показался знакомым. Илья подошел к пленке, которую уже разрывали сильные руки, и узнал в своей защитнице Большое Счастье.

— Вот теперь я свободен, Фуцзы! — крикнул он ей.

Девушка в ужасе отпрянула от пленки-стены, а Илья, включив гравипояс, свечой взмыл в ночное небо.

В его комнате горел свет.

Он вошел, кивнул Егору и Славику, словно к нему всю жизнь гости приходили именно под утро — темнота за окнами стремительно таяла. На самом деле он, конечно, и удивился, и мгновенно заметил, что лица друзей горестные, серые от усталости. Сердце сжало предчувствие беды. Чтобы избавиться от него, Ефремов шутливо доложил:

— Маньяк-террорист прибыл! Не надо оваций! Я должен принять душ, иначе меня тут же опознают возмущенные соотечественники.

Он прошел в ванную комнату, включил программу «жесткой обработки» на максимум, чтобы хоть как-то продлить время. Стоя под кинжальными струями то горячей, то ледяной воды, терзаемый со всех сторон электрическими иглами и микровзрывами массажиста, Илья вдруг с тоской подумал: