Искатель, 1982 № 06 - [14]

«Я тоже… не хочу, — подумал Илья, переводя свой излучатель на микрозаряды, — Я не хочу убивать тебя, кто бы ты ни был. Но сейчас тебе будет жарко».

Он дал три короткие очереди. Крохотные шмели плазмы зароились в кустах. Кто-то вскрикнул дурным голосом, затрещали ветки.

— Возле складов порядок, — доложил весело Егор. — Противник ретировался после первого же «показательного» залпа. Славика, кстати, еле дозвался — он на другом континенте и прилететь не сможет.

— Мой противник, кажется, тоже отступает, — пробормотал Илья, осторожно продвигаясь к транспортной площадке.

С шумом, будто большая птица, из-за скал взмыл голубой глайдер.

Илья повел раструбом излучателя. И опустил его. Разряд в воздухе — верная гибель машины. Не надо нам ваших трупов. Это будет уже не бой, а месть. Хотя если кто-нибудь из ребят здесь погиб…

— Послушайте, Карпов, — сказал он. — Нет ли потерь? Я Садовник Ефремов. Все ли живы?

— Обошлось, — после паузы ответил главный оператор. — Янека, правда, ранило. Ожог. Уже отправили в медцентр.

— Хорошо. Сейчас займемся… — Илья поискал слово и почему-то вместо «пленными» сказал: — Займемся спящими.

В куполе бывшей фабрики что-то начало взрываться — методично, тяжело, перемешивая все, что там еще оставалось, в один уродливый багряный расплав.

Четверо пленных лежали на ковровом покрытии пола и мирно спали. Один из них — светловолосый, с женственными чертами лица — даже тихонько посвистывал носом.

Илья еще раз проверил силовые коконы, которые невидимыми нитями спеленали пленных, оглянулся. В зале уже собрались все ведущие специалисты Ненаглядной. Возле сектора связи стоял Шевченко и разговаривал, по-видимому, с Землей. Академик Янин переходил от одного пленного к другому, недоверчиво вглядывался в их безмятежные лица.

— Слава, прошу тебя, — сказал Илья.

Из Северной Пальмиры Славик вернулся хмурым и разбитым, опять пожаловался на головную боль. Однако неожиданное нападение на биофабрику поставило сразу столько вопросов и задач, что Ефремов попросил товарища взять на себя хоть самое простое — установить через Информаторий личности диверсантов.

— Есть такое слово, — пояснил он, уловив во взгляде Славика непонимание и какую-то тусклую настороженность. — Было раньше. Давно. Пришлось вот вспомнить.

— Личности… диверсантов установлены, — смертельно усталым голосом начал Славик.

Илью пронзила острая боль: мы жалеем людей — ежечасно, ежесекундно, — а себя, а друзей… Вот и Славик. Ему плохо, очень плохо, ты же видишь. И в то же время не замечаешь беду близкого. Мол, других надо жалеть, чужих…

— Егор Матвеев, историк, специализация — древние века. Отдыхающий. Винченцо Валенти, оператор центра обслуживания. Шестой год работает на Ненаглядной. Камил Клейн, поэт. Отдыхающий. Жером Йенсен, врач. Отдыхающий.

Академик Янин подтолкнул Илью:

— Что значит смешанные браки и ассимиляция народов! У меня есть ассистент — Жан Хорхе Иванов-Патанджали… Представляешь?.. Что касается «так называемых диверсантов», то боюсь, что каждый из нас мог оказаться на их месте. Здесь какое-то влияние на психику людей.

Шевченко, услышав слова академика, повернулся к ним:

— Это мы сейчас и проверим. Попросите разбудить одного из них. Скажем, Клейна.

Минут через пять Клейн открыл глаза. С недоумением, а потом с тревогой он обвел взглядом собравшихся в зале, попытался подняться, однако невидимые путы не дали ему даже пошевельнуться.

— Что все это значит? — спросил он. Обращался он к Шевченко, заметив на его комбинезоне знак Совета миров.

— Извините, что мы ограничили свободу ваших действий, — сухо сказал Шевченко и сел в кресло, чтобы не возвышаться над собеседником. — Это вынужденная мера. Я думаю, что недоразумение сейчас выяснится. Для этого вам нужно ответить на несколько вопросов.

— Я готов, — так же сухо ответил Клейн. Его лицо, уже чуть обрюзглое и тронутое морщинами, не скрывало обиды. — Я готов на все, лишь бы понять, что происходит.

— Где вы находились ночью, а также вечером? — спросил Шевченко.

— Спал, разумеется… — Вопрос явно удивил поэта. — Попробовал после ужина поработать, однако ничего не вышло. Наверное, расшалились нервы. Эпидемия, карантин… Потом эта ужасная волна… У меня даже голова разболелась. Поэтому я лег рано — где-то около одиннадцати.

— Простите, Камил, но ваше сознание сейчас контролируется, — гораздо мягче и уже как бы извиняясь сказал Шевченко. — Мы не можем в данной ситуации верить на слово.

Клей на миг прикрыл глаза.

— Получается, что я преступник? — прошептал он. — Даже не просто преступник — опасный. Ведь если я не ошибаюсь, зондирование сознания допускается только в случае прямых враждебных действий против общества?

— Да, прямых и враждебных, — согласился представитель Совета миров. — Что вы можете добавить к своему рассказу?

— Ровным счетом ничего, — потерянно ответил поэт. — Я спал.

— Вам знакома эта вещь? — Шевченко показал Клейну тепловой патрон, так называемую «зажигалку».

— Впервые вижу.

Подошел Егор, который работал с блоком поливита, контролирующего сознание подозреваемого.

— Он действительно… спал, — сказал Егор, снимая с Камила Клейна силовые путы. — И, как мы знаем, вел в это время бой на фабрике биосинтеза, забрасывал ее вот этими «зажигалками».