Искатель, 1980 № 05 - [11]

У капитана голос перехватило.

— Вы что же, Феликс, — произнес он негромко, — не знаете разве, что аварийка включается, только когда грозит катастрофа?..

И тут кок ответил фразой, которая впоследствии прочно вошла в корабельный фольклор.

— А разве это не катастрофа, когда не на чем борщ сварить?

Но оказалось, что кока не ругать, а хвалить надо: он первый заметил аварию. Произошло это спустя несколько суток после загадочного происшествия в оранжерейном отсеке «Каравеллы».

Через минуту Тобор нашел место аварии: возле штурманского отсека был перерезан энергопровод.

Но перехватить нейтритовый кабель, к тому же снабженный тройной изоляционной оболочкой, не так просто, как срезать дерево. Энергетик Володя Ольховатский с помощью Тобора быстро заменил поврежденный участок кабеля. Оставалось выяснить, почему не сработала аварийная система. Это оказалось нетрудным: она просто была отключена.

— Владимир Николаевич, у вас в отсеке имеется лучевой инструмент? — спросил капитан, когда энергетик доложил ему о случившемся.

Энергетик замялся. Некоторое время назад ему пришлось брать из подсобного отсека лучевой сшиватель. По инструкции он должен был сразу же вернуть сшиватель на место, однако не сделал этого.

— Имеется… — сказал Владимир.

— Какого действия?

— Веерного.

Все сходилось. Инструмент, который Володя оставил в энергоотсеке, оставлял при работе плоский срез…

— Больше повреждений в отсеке нет? — спросил капитан.

— Нет.

— Так… Пока нити тянутся к штурманскому… А как ваше самочувствие, Владимир Николаевич?

Энергетик пожал плечами, уже догадываясь, куда клонит капитан.

— Сходите-ка к врачу.

— Гипноз?..

— Да. Пусть обследует вас.

Врач вроде бы даже обрадовался пациенту.

— Проходи, проходи, голуба душа! — пропел он. — Вот сюда, сюда, на стульчик садись, — продолжал Дмитрий Анатольевич.

Едва Ольховатский сел, как со всех сторон к нему потянулись шупальца-датчики разного калибра.

— Зря, зря дуешься, голуба душа, — покачал головой врач. -

Обижаться не надо… Не надо, голуба.

— Я не обижаюсь.

— Капитан отвечает за все, понимать нужно.

— Да гипноз-то при чем?

— А гипноз, доложу тебе, голуба душа Володя, штука препаскудная. С помощью гипноза, то есть стороннего воздействия на волю и психику человека, можно заставить его сделать многое, очень многое…

— Допустим, — согласился Ольховатский, наблюдая, как Дмитрий Анатольевич набирает в шприц какую-то розоватую жидкость. — Но ведь я бы запомнил хоть что-нибудь.

— Ошибаешься, голуба, — покачал головой Логвиненко. — Гипнотизер может стереть из твоей памяти все, что ты делал в состоянии гипноза.

— Гм… Но, черт возьми, до гипноза-то я ведь должен был увидеть его, мерзавца, который меня загипнотизировал? — взорвался Володя. — До гипноза я же был в нормальном состоянии!

— Допустим.

— Почему же я его не запомнил?

— Спроси что-нибудь полегче.

Безвозвратно канули в прошлое беспечные дни, когда жизнь на корабле текла спокойно. Каждый день теперь ждали подвоха.

В бедах, свалившихся на «Каравеллу», начала просматриваться одна закономерность, которую первым угадал капитан: все несчастья, словно деревья в бурю, склонялись в одну сторону. И этой стороной был штурманский отсек.

Особняком стоял случай в оранжерее, с которого, собственно, и началось. Но это было то исключение, которое подтверждало правило. Что касается оранжерейного отсека, то в нем больше ничего неожиданного не происходило.

А на штурманский отсек неприятности посыпались, как из рога изобилия. Захворал штурман, и все его помощники, словно сговорившись, стали плохо себя чувствовать. То и дело разлаживалась следящая система, до сих пор работавшая безупречно.

А однажды выяснилось, что на координатной сетке двойная звезда Бета Лиры — цель полета — смещена.

Что или кто был повинен в этом смещении? Причин можно было надумать немало, но, когда много причин, это значит, что нет ни одной достоверной.

Штурманский отсек по приказу капитана был взят под усиленный контроль, и отныне вездесущего Тобора можно было встретить там чаще, чем в любой другой точке «Каравеллы».

Постоянными беспорядками в штурманском отсеке, конечно, больше всех был расстроен старший штурман Орленке Но держался он стойко. У него, как и у энергетика, никаких следов гипнотического воздействия врачи не обнаружили…

Заглянув в кают-компанию, энергетик наткнулся на Георгия Георгиевича. Старпом сидел в кресле и думал о чем-то. Увидев Владимира, он кивнул ему, пригласил сесть, затем спросил с тревогой в голосе:

— Как у тебя в отсеке?

— Нормально.

— А вот со штурманским никак не наладим. Кстати, ты давно видел Валентина?

— Позавчера.

— Загляни к нему.

— А что? — встревожился Владимир.

— Знать бы что, — развел руками Георгий Георгиевич. — Очень мне не нравится его вид. Я чувствую: он что-то скрывает.

— Зайду непременно.

Владимир решил навестить Валентина сразу после вахты.

Он постучал и толкнул люк. Увидев Владимира, Валентин почему-то смутился. Неуклюже поднялся из-за стола и прикрыл какую-то вещь куском ватмана. Владимир сделал вид, что ничего не заметил.

— С дежурства? — спросил он.

— С дежурства.

— И я.

— Как у тебя там?

Он махнул рукой.