Искатель, 1979 № 04 - [30]

* * *

Начальник полиции Сала был худой, маленького роста, седоволосый человек с мягкими манерами, всегда говоривший почти шепотом. Половина из того, что он говорил, терялась. Но и того, что оставалось, было вполне достаточно. У него было незлое сердце: он старался не слишком вредить тем, кто действительно приносил пользу. Иногда это создавало проблемы. И для Вержа тоже.

Сала смотрел на комиссара с любопытством. Он знал его не очень хорошо, поскольку приехал из другого города. Но репутация Вержа говорила о многом. Бесстрашный Вержа, враг гангстеров помер один, не будь неслыханного везения, он уже десяток раз должен был погибнуть.

— Герэн взбешен, — сказал Сала.

— Есть от чего, — заметил Вержа.

— Вы ставите меня в трудное положение и хорошо знаете почему. Вы это делаете нарочно?

— Да.

Сала оцепил его откровенность.

— Хотите доказать, что не только вы покровительствуете тайным борделям?

— Точно.

— Маржори заявила, что платит Герэну?

— Нет.

— Что касается вас, Клод утверждает это.

— Вы знаете, что это ложь.

— Надеюсь. Мне ничего не известно об этом.

Пержа покраснел от гнева.

— Она думала, что ей удастся выкрутиться, скомпрометировав полицию.

— Не полицию, а лишь вас одного!

— Положитесь на общественность и на газеты: на этот раз вся полиция — это буду я!

— Боюсь, что так. Особенно если вы поднимете это дело о Маржори.

Обреченное на неудачу предприятие. Драка в отеле, принадлежащем Клод, сорокалетней женщине с глуповатой физиономией, признанной стерве, невероятно хитрой шлюхе из нищего квартала. Она считала весь мир кучей идиотов, созданных для того, чтобы обирать их до нитки. Следствие, затем вмешательство недоброжелательно настроенною помощника прокурора, который имел на полицию зуб, после того как подвергся аресту во время одной из манифестаций. То, что многие болваны, принимавшие в ней участие, стали теперь судьями, еще ладно. Но то, что они воспользовались этим, чтобы со всеобщего благословения свести старые счеты с полицией, — вот это была неожиданная метаморфоза.

— Что вы предпочитаете, Вержа? Шантаж? Если меня обвинят, я потяну за собой других.

— Да нет. Хочу посмотреть, что будет.

— Будет то, что я передам ваш рапорт дальше по инстанции. Не думаю, что даже в настоящей ситуации прокурор сможет сопротивляться давлению, которое на него окажут: просто отложит дело.

— Почему он мое дело не откладывает?

Вержа задал вопрос очень мягко.

— Вержа, я очень огорчен. Говорю вам это искренне. Мы испробовали все. Вам не повезло: этот помощник прокурора дежурил, когда привели Клод. Он усмотрел для себя в этом деле уникальный козырь. Вы ведь его знаете. С кем-нибудь другим все можно было бы уладить. Пока нужно притаиться. Но, так или иначе, вас спасут. Но, ради бога, не вытаскивайте дело Маржори. Вы только принесете вред и нам всем, и себе.

Вержа поднялся.

— Я подумаю о ваших словах, когда окажусь в тюрьме.

Сала, казалось, рассердился. Но потом сдержался.

— Надеюсь, — сказал он, — что недолгий отпуск, который мы попросим вас взять, вы проведете за пределами города.

— Именно это я и собирался сделать.

Начальник полиции забеспокоился, согласится ли комиссар встретиться с Герэном? Вержа ничего не обещал. Засунув руку в карман, он поглаживал блокноты Маржори и Арлет. Он не собирался их возвращать.

Сала не торопился с ним распрощаться. Ему не нравилась его теперешняя роль. Он хотел бы сердечно поговорить с Вержа, которого уважал. Но проявил осторожность и промолчал.

* * *

Моника Вержа, широкоплечая брюнетка, на пять лет моложе своего мужа, занималась подсчетами в кухне, следя краем глаза за пирогом, который подрумянивался в электрической жаровне. Уже в течение двух лет Моника держала парфюмерный магазин, купленный на деньги, полученные в наследство.

Комиссар наклонился к ней и поцеловал в лоб. Не отрываясь от подсчетов, она улыбнулась.

— Ты опять отличился, — сказала она.

— Со всех точек зрения.

Моника поднялась, чтобы взглянуть, на пирог.

— Я поем и уйду, — сказал он.

Она промолчала.

— Против меня возбуждают дело.

Моника в изумлении обернулась.

— Возможно, меня арестуют, — сказал он. — Но не волнуйся, все будет в порядке. Ты от этого не пострадаешь.

Она смотрела на него, не выпуская ложки из руки.

— Ты сделал какую-нибудь глупость?

— Не большую, чем другие. Клод, хозяйка борделя, утверждает, что давала мне деньги.

Лицо Моники напомнило Вержа лицо Сильвены: немного ироничное, совсем не удивленное, в духе «я ведь тебе говорила». В свое время она была в курсе дела.

— Я думаю, что это ложь, — сказала она.

— Это ложь. Но они в нее верят. Их устраивает, когда время от времени обнаруживается продажный полицейский. В воздухе пахнет скандалами: им нужен козел отпущения. Они разделаются со мной и будут гордиться своей храбростью и порядочностью.

Моника рассеянно поскребла корку пирога.

— И это после всего, что ты сделал! — сказала она.

— Вот именно: знаменитость, чью репутацию не боятся подорвать.

— Они-то сидели по своим кабинетам.

Он засмеялся.

— Если б ты видела теперь их рожи! Как у трупов.

— И все же ты уходишь вечером!

Он кивнул.

— Сегодня вечером я начинаю операцию, которая касается лично меня.