Искатель, 1979 № 02 - [48]

В это мгновение что-то острое ударило ему в грудь, и он закричал от жгучей рвущей боли…

* * *

— Кофе, господин обер-комиссар.

— Поставьте на письменный стол, Зуси.

После ее ухода он продолжал стоять у окна. «В моем возрасте постепенно замечаешь, что своими силами надо распоряжаться экономно, — думал он. — Слишком много пришлось вчера поработать. Сегодня предстоит не меньше… Да, надо переходить к другому шефу… Видингер, которого я должен здесь ожидать и которого я освободил от всей работы, оказывается, имеет важные общественные обязанности. Для него я оказался «дорогим Шельбаумом», когда вчера вечером позвонил на виллу генерального директора «Ферайнигте Штальверке».

«Дорогой Шельбаум, — сказал он, — без меня здесь не обойтись. Если бы я и захотел уйти, то мои друзья, поддерживающие полицию, попросту запретили бы мне. По всем могущим возникнуть вопросам вы представляете меня. Завтра в десять утра я буду в отделе». Шельбаум просто лишился дара речи. Что это — насмешка или попытка грубой лестью сделать его более покладистым? Что бы ни было, но отказаться от поручения Видингера он не имел права.

С утра Шельбаум работал в отделе вместе с Маффи. Видингер исчез вскоре после обеда, а Нидла они отослали отдохнуть, поскольку ему предстояло ночное дежурство. В половине девятого вечера позвонил инспектор и сообщил, что в Пойсбруннене вместо Деттмара задержан по ошибке другой человек. После этого раздался телефонный звонок с виллы Фридемана, и Ланцендорф сообщил о нападении на Карин.

Шельбаум и Нидл занялись расследованием в доме на Старом Дунае. То, что Деттмар получил новую одежду и имел при себе оружие, свидетельствовало о том, что у него был помощник. Шельбаум решил зайти к Эвелин Дзуре. Рассказ девушки оказался для него неожиданным. Нет, нападения на Карин она не заметила, у нее другие заботы, и ей не до того, чтобы наблюдать за соседним участком. Обер-комиссар насторожился. Тогда она выложила ему накопившееся за последние дни. Шельбаум узнал, что у нее был Маффи и порвал с ней. Правда, она ничего не сказала о подозрении, высказанном Коваловой в отношении Маффи, потому что сердце ее все еще принадлежало ему, но об истории на ипподроме, о внезапном приступе гнева Маффи и о своем горьком разочаровании рассказала все.

Едва вернувшись в отдел, Шельбаум получил от дежурного поста сообщение, что Деттмар найден мертвым. Нидл созвал следственную комиссию, и полчаса спустя все они, за исключением Видингера, собрались на берегу.

Следствие продолжалось до двух часов ночи. Орудием убийства оказался медный нож для разрезания бумаги, которым Деттмар был поражен прямо в сердце. Маффи и Нидл опросили жителей близлежащих домов, но никто ничего не заметил. Никаких следов, кроме орудия убийства, не было. Да и о ноже надо было ждать заключения криминалистов.

Сообщение об убийстве Деттмара и его фотоснимок в утренних газетах привели к первому успеху. От владельца торговой лавки поступила краткая записка о том, что во второй половине субботы Деттмар делал у него покупки.

…В кабинет постучали, и в приоткрытую дверь заглянул Маффи.

— Здесь ждет один человек, который хотел бы с вами пере говорить.

— Кто? — сухо спросил Шельбаум. После последней беседы с Эвелин Маффи не казался ему симпатичным.

— Он говорит, что вы его знаете.

— Пусть войдет.

В кабинет вошел Рудольф Кёрнер. В старом плаще, черном берете и потрескавшихся лаковых туфлях он имел довольно потертый вид. Шельбаум поморщился: только Ловкого еще не хватало. Дождавшись, когда выйдет Маффи, Кёрнер сказал:

— Я согласен с вашим предложением. Сдаюсь властям.

— По какому поводу?

— Я совершил кражу со взломом в кредитном бюро «Деньги для каждого».

Шельбаум в упор посмотрел на Ловкого.

— Надо ли, Кёрнер? Вас обманули, пусть так. Но вы действительно хотите пойти в тюрьму?

— Пускай расплатятся за свинство, — с ненавистью произнес Ловкий.

Шельбаум глубоко вздохнул.

— Идите, Кёрнер, — сказал он. — Пусть это будет не более как самообвинение. Оно тоже наказуемо, но мы посмотрим сквозь пальцы.

— Я думал, вы представляете закон, — не трогаясь с места, возразил Ловкий.

Шельбаум какое-то мгновение пристально смотрел на него. Затем он резко повернулся к двери, открыл ее и крикнул:

— Маффи! Протокол! — И, когда Маффи вошел, добавил: — Этот человек совершил кражу со взломом в кредитном бюро.

Едва Кёрнер подписал протокол, Шельбаум приказал увести его. У двери Ловкий встретился с входившим обер-полицайратом.

— Что это за птичку вы поймали? — поинтересовался Видингер, оставшись вдвоем с Шельбаумом.

Шельбаум доложил. Обер-полицайрат молчал. Он старался не выдать своих чувств, но обер-комиссар отлично понимал, что с ним творилось в данную минуту. Арест Ловкого грозил скандалом, а ССА надо было принимать меры, чтобы предотвратить его. Что значило это для самого Кёрнера, Шельбаум даже не хотел и думать.

Видингер потребовал доложить ему о событиях последней ночи. Теперь обер-комиссар «дорогим Шельбаумом» не был. То, что арестован человек, в руках которого одно время находилась переписка между Фридеманом и ССА, Видингер рассматривал как личное оскорбление.