Искатель, 1975 № 01 - [42]

— Откуда такие деньги у Даракчиева? — спросил Геренский.

— Это еще предстоит выяснить.

— А на работе у Даракчиева никогда не было растрат?

— Там все в порядке. Сослуживцы отзываются о нем как о человеке холодном, необщительном, но на редкость аккуратном. Никто никогда не уличил его в какой-либо махинации. А долларами в их конторе никогда и не пахло.

— Хорошо… Что еще показал обыск?

— Особый интерес представляет, конечно, гостиная. Во-первых, в одном из ящиков буфета, ключ от которого был в кармане убитого, лежало много денег, на них отпечатки пальцев не только Даракчиева, но и Жилкова. Во-вторых, в том же ящике лежал пистолет со взведенным курком. Великолепный «смит-вессон» одной из последних моделей. К полированной поверхности ящика притрагивалась сначала Богдана Даргова, потом Дамян Жилков.

— Какие объяснения дают Даргова и Жилков?

— Никаких. Случайно, мол, прикоснулись к буфету.

— А что говорит Жилков о своих отпечатках на банкнотах? Опять случайно?

— Его будто бы посетил незнакомый человек и попросил передать эти деньги Даракчиеву.

— Когда посетил?

— В пятницу, за несколько часов до убийства.

— Гм, шито белыми нитками… Что еще, Любак?

— Вот эта фотография. Обнаружена в пиджаке отравленного.

Александр Геренский рассмотрел снимок. На первый взгляд ничего криминального: две машины на обочине, двое людей меняют шину одного из автомобилей.

— Тот, что слева, — Дамян Жилков, — сказал капитан. — Объясняет, что недавно ездил с Даракчиевым прогуляться за город, а по дороге помогли какому-то иностранцу сменить лопнувшую шину. Помогал Жилков, а фото якобы на память делал Даракчиев.

— И тут комар носа не подточит, — сказал подполковник. — Фотографией займемся отдельно. А пока перейдем к досье. Прежде чем я с ним подробно ознакомлюсь, скажи мне несколько слов о каждом, кто фигурирует в деле.

Смилов раскрыл папку с документами и начал быстро ее перелистывать.

— Георгий Даракчиев. Сын крупного фабриканта. Безмятежное детство, гувернантки, колледжи и все такое прочее. Политикой никогда не занимался. В сорок седьмом году по ступил на службу бухгалтером. У него куча благодарностей за безупречную работу. Женат, один ребенок. Жена его — Зинаида Даракчиева, по отцу Пфалцгамер.

— Немка?

— Ее отец, Генрих Пфалцгамер, белогвардейский эмигрант. Выдавал себя за русского, но, видимо, из балтийских немцев. Утверждали, что он барон. Значит, и Зинаиду можно считать баронессой. Мать ее — болгарка. Впрочем, родителей ее уже нет в живых.

— Чем промышлял барон?

— Торговлей, продавал овощи.

— Кто следующий?

— Борис Паликаров. По происхождению ничем не отличается от Даракчиева. Работает агентом госстраха. Живет на широкую ногу. Объясняет свою роскошную жизнь богатым наследством. Я навел справки: действительно, он получил наследство, но не такое, чтобы сорить деньгами… Его дружок Дамян Жилков родом из глухого села. Приехав в Софию, работал сначала токарем, теперь продает билеты спортивной лотереи. Уверяет, что ему страшно везет на выигрыши. Отсюда и доходы.

— Неужто так и везет? — удивился подполковник.

— Да, он получил несколько крупных выигрышей, хотя не исключено, что все это липа. — Капитан перевернул страницу досье. — Богдана Даргова, женщина без биографии, без профессии, без личных доходов.

— А две с половиной тысячи?

— Утверждает, что подарены ей Даракчиевым. На протяжении трех лет была его любовницей, а в пятницу они расстались. Он как бы дал ей отступного.

— А как смотрит на этот подарок ее муж?

— Оказывается, он давно подозревал жену в измене. Не отрицает, что в день убийства был в Драгалевцах. Он знал, что собирается компания, и бродил возле дачи, желая выяснить характер взаимоотношений своей жены с хозяином дома. Нет никаких данных, что он проникал внутрь дачи.

— Чем он занимается, этот ревнивец?

— Обычный служащий. Правда, тоже получивший наследство… Последними в досье значатся девушки. Как я уже сказал, они вне подозрений… — Смилов захлопнул папку.

— Значит, с них и нужно начинать, Любак. Пригласи их завтра к восемнадцати часам.

— Но завтра воскресенье.

— Ну и что же? Медлить в таком деле нельзя.

— Завтра в десять часов похороны Даракчиева.

— Я там буду. Небезынтересно посмотреть на опечаленных убийц. Как встретила горе его супруга?

— Она вернулась сегодня утром из Варны. Не скажу, что она убита горем. Подозрительно крепкие нервы у баронессы.

— В чем ты ее подозреваешь?

— В бессердечности. Судите сами: ее сын в пионерском лагере, за городом, а она даже не оповестила ребенка о смерти отца. Я связывался с начальником лагеря по телефону. Оказывается, она звонила и просила передать сыну, что, как обычно, навестит его завтра, после обеда.

— Что ж тут странного, она просто щадит ребенка. Между прочим, и мой сынишка в таком же лагере. И я навещаю его по воскресеньям, после обеда, как и все другие родители. Таков лагерный распорядок.

— Но похороны утром!

Подполковник Геренский задумался.

— Давай-ка вызовем ее тоже на завтра.

— Лучше поговорить с ней на даче, — предложил капитан.

2

Шагая от автобусной остановки, подполковник еще издали увидел Любомира Смилова, поджидающего его у ворот дачи. Геренский испытывал большую симпатию к этому двадцативосьмилетнему парню. Для него Смилов был олицетворением нового поколения в милиции — поколения людей, сильных духом и телом, образованных, интеллигентных. Они были аккуратны, — деловиты, но без скованности, учтивы без раболепия, инициативны без панибратства.