Искатель, 1971 № 03 - [72]

Но мне приходилось и управлять судном, и смотреть за палубой, так как японец был бесполезен. Я держался на ногах до тех пор, пока не показалась земля, и затем свалился, вконец истощенный работой. Но заснуть не мог. Лежа на люке, я чуть слышным голосом сказал коку, чтобы он как-нибудь управлял судном, держа направление к видневшейся на горизонте голубой точке, а сам впал в какое-то забытье, которое нельзя было назвать ни сном, ни бодрствованием. Я как будто и слышал, и даже видел из-под слегка приподнятых век, но в то же время мое сознание бездействовало, и я не мог даже защитить себя. Я видел, что японец ползет ко мне, видел, каким убийственным огнем горят бусинки его глаз, слышал тихое шарканье ног на мокрой палубе. Но не мог ни двинуться, ни говорить.

Он остановился рядом со мной. Затем нагнулся и тихонько нажал кончиками указательных пальцев на мою шею, чуть пониже ушей, за скулой, сначала тихонько, так что я почти не чувствовал нажима, потом сильнее, и какая-то слабость сразу разлилась по всему моему телу, слабость, совсем не похожая на ту, какую я чувствовал, когда свалился с ног и попытался заснуть. Казалось, дыхание мое остановилось.

Я не мог двигаться, но еще мог видеть, и более ненавистного, убийственного взгляда, какой был в глазах этого японского кока, я никогда не видел в жизни.

Он продолжал нажимать все сильнее и сильнее, и скоро я почувствовал, что уже не дышу.

И вдруг я очнулся. Я понял, что могу двигаться, и оттолкнул японца; он, пошатываясь, отступил назад, бормоча что-то на своем языке. Я поднялся на ноги, слабый, дрожащий, и он отскочил в сторону, но у меня не было сил преследовать его. Я был более чем слаб, был чуть жив, еле-еле дышал и совсем не мог говорить. Японец заперся у себя в камбузе, и я с большим трудом забрался в шлюпку, которая была уже подготовлена раньше, и убрал шлюпбалку.

У меня сохранилось лишь смутное воспоминание о том, как спал в шлюпке, как иногда просыпался, чтобы отогнать веслом этого подлого труса-японца. Помню также, что я совсем не мог говорить и мне было трудно глубоко дышать.

Но тот момент, когда шхуна наконец скрылась под водой, отчетливо сохранился в моей памяти. Японец был на палубе, которую уже заливала вода. Я знал, что шхуна сейчас затонет, и вынул нож, чтобы обрезать веревки, когда шлюпка коснется воды. Для меня не представляло труда сделать это — хотя я и не мог говорить, но мог двигаться; и когда шхуна погрузилась в воду и слух мой прорезал ужасный крик японца, я обрезал кормовые, потом носовые тали, и шлюпка оказалась на воде…

Несколько дней спустя меня подобрало транспортное судно с грузом фруктов, направляющееся в Нью-Йорк. Волосы мои поседели. С тех пор я все время работаю официантом в надежде, что мне удастся встретиться с кем-нибудь, кто заинтересовался бы возможностью поднять со дна моря шхуну, но дело не клеится. И я решил уехать на Кубу. Там я знаю место, где спрятано золото. Хотите ехать со мной?

— Нет, — ответил я. — Вы лучше скажите мне, что погубило всю вашу команду?

— Конечно, японец-самурай. Он, видимо, был большой знаток джиу-джитсу, очень распространенной в Японии борьбы. С тех пор я порядком познакомился с медициной и кое-что знаю. Пневмогастрический нерв был причиной смерти. Этот нерв идет от головного мозга к сердцу и легким и кончается около желудка. Он одновременно выполняет функции моторную, чувствующую и симпатическую. Легкий нажим на него задерживает дыхание, длительное давление парализует голосовые связки, ведет к потере сознания, а сильное давление приостанавливает действие сердца, и тогда наступает смерть.

Перевод с английского П. ОХРИМЕНКО