Искатель, 1965 № 01 - [11]

Седой развел руками.

— Нет. А что?

— Раз нет, так и болтать не о чем.

Седой показал ему пропуск, сказал что-то насчет дождя, вот уже неделю заливающего Данциг, и прошел в порт.

На душе отлегло. «Ерунда! Почудилось!» — подумал он.

И тут же снова увидел его, долговязого человека со свекольными щечками. Подняв воротник пальто, расставив ноги циркулем, долговязый стоял, прислонившись к трансформаторной будке. Глаза его скользнули в сторону.

Седой заставил себя идти спокойно. Прошел сотню шагов и нагнулся поправить шнурок. Долговязый маячил сзади. Он был один.

Седой, не убыстряя шагов, направился в западный угол гавани, где грузились пароходы, — там всегда было оживленно.

Шпик попался ловкий — вцепился, как клещ. Они долго мотались по всему порту. Уже в сумерки, вдоволь попетляв между пакгаузов, не чувствуя ног от усталости, Седой решил, что оторвался от гестаповской ищейки, и пробрался в южную часть гавани, к своей барже.

Здесь, на корабельном кладбище, было тихо. Ветер тоненько посвистывал в оборванных снастях судов, поставленных на вечный прикол. Разбитый причал, загроможденный пустыми бочками, ящиками и ржавыми цепями, уже скрывался в темноте.

Пробравшись на баржу по ветхой скрипучей сходне, Седой долго стоял в тени надстройки — прислушивался к шумам. Светящиеся стрелки часов показывали без четверти восемь. С тревогой подумалось: «Успеть бы перейти на новое место…»

Раздался шорох вдали, у черной громады пакгауза. И снова — тишина. Только слышно, как гулкими тяжкими ударами колотится сердце. «Почудилось?» И в тот же миг опять услышал шорох. «Значит, не ушел!..»

Он замер, пристально вглядываясь в чернильную темень. Уши уловили едва слышный шелест быстрых шагов.

За многие дни пребывания на чужой земле Седой не имел ни одного спокойного часа. Все его существование тут было подчинено ожиданию внезапной опасности. Даже когда все шло хорошо, он был начеку. Он засыпал и просыпался, ожидая удара из-за угла. Потому и сейчас тревога не застала его врасплох.

«Брать меня в одиночку он побоялся, — решил Седой. — Пять минут ему добираться до ближайшего телефона. Еще три — займет разговор. Сборы и дорога отнимут у них минут двадцать… Время еще есть. Живей за рацией — и прочь отсюда!» — приказал он себе.

И не тронулся с места. Знал: времени уже нет — связь с центром через десять минут…

Он судорожно глотнул холодный воздух, стер с лица липкую морось. Решения приходили одно за другим. Все не то!.. И вдруг озарило. Осторожно ступая, Седой пересек палубу и спустился по трапу.

В крошечной каютке баржевого было холодно и сыро. Пахло плесенью и мышиным пометом. За разбитым иллюминатором плескалось море и однотонно шелестел дождь. Где-то поблизости хрипло вскрикнул буксир.

Седой сдвинул сваленные у переборки ящики и открыл лаз в трюм. Потом достал рацию. Запустив руку поглубже, выудил три гранаты-«лимонки». Одну положил на стол, а две связал проволокой за выдергивающиеся кольца взрывателей и растянул между дверной ручкой и ножкой стола. Попробовал ладонью проволоку, усмехнулся: «Уж это их задержит».

Закончив шифровать, Седой чиркнул колесиком зажигалки и поднес донесение Пятого к чадящему огоньку. Утром на встрече Пятый сказал: «Из-за этого ты здесь. Передай, чего бы это тебе ни стоило». Он был очень взволнован, Пятый. Взволнован и счастлив — это было видно по глазам.

Пламя добралось до конца бумаги, опалило пальцы, но Седой не почувствовал боли. Взглянул на часы — выход на связь через три минуты. «Все хорошо», — сказал он себе и устало смежил веки.

И тут же воспоминания обступили его. Он повторял в уме цифры шифровки, а сквозь эти цифры проступало голубое, звонкое от мороза родное небо и засыпанные снегом ели…

Седой включил рацию.

Половина шифровки была уже передана, когда рядом на причале взвизгнули тормоза автомашины. «Успеть бы!» — думал Седой, косясь на дверь.

Он не прервал передачу, услышав над головой топот и крики:

— Эрих! Франц! Курт! Он здесь! Больше ему неоткуда куковать!.. Сюда, герр штурмфюрер!..

Не снимая пальцев с ключа, Седой придвинул к себе гранату и вытянул из кармана пистолет. Отстучав последнюю группу цифр, выдернул антенну, подскочил к борту и опустил рацию в иллюминатор.

Глухо плеснула вода. Наверху загалдели. Лязгнула палубная дверь, и застучали, заскрипели под тяжелыми шагами ступени трапа. Седой положил гранату в карман, просунулся в узкий люк и опустил за собой тяжелую дверцу…

Не таился — знал: наверху не услышат, — он бежал по черному, гулкому, как колодец, трюму. Под ногами хлюпала мазутная жижа.

Вот и узкий трап с металлическими скобами вместо ступеней. Над ним — дверь, вход в носовой тамбур. За дверью должен ходить часовой — не может быть, чтобы они его не поставили. «Хорошо, если он один», — с надеждой подумал Седой.

Тут за спиной оглушительно громыхнул взрыв. В тот же миг Седой толкнул от себя дверь и решительно впрыгнул в тамбур.

Тамбур был пуст. В стороне кормы слышны были крики, брань, топот множества ног. Протрещала автоматная очередь.

Седой был уже у борта, когда в спину ударил вопль:

— Хальт!.. Хальт!..

Не останавливаясь, он швырнул через плечо гранату и бросился за борт.