Искатель, 1964 № 03 - [45]

— Да, — сказала она. — Вам всем у Слепцова так хорошо, что скоро вы при случайном стуке начнете умирать от страха. Он оторвал вас от всего, Слепцов. От жизни. Ну, вот моя каюта. Спасибо. Доброй ночи.

Дверь закрылась за ней. Он стоял в коридоре. «Скоро мы у Слепцова начнем умирать от страха? Погоди, погоди!..»

— Умирать от страха? — спросил он вслух.

— В этом есть рациональная мысль, не правда ли? — чуть насмешливо проговорил голос.

Массивная фигура прошла мимо него по другой стороне коридора-проспекта, в случайном отблеске света на миг мелькнуло безмятежное лицо. Это был миг — и фигура скрылась, растаяла в темноте, уже воцарившейся в коридоре, для которого наступила ночь.

— Велигай! — громко сказал Кедрин. — Где вы, Велигай?

Ответа не было. Кедрин двинулся по проспекту в том же направлении, в котором скрылся странный человек. Чувство одиночества вдруг охватило его, пугающими показались пустые переходы этого странного мирка, который уже не был Землей и жил по своим, иным законам. Еще не было количественно установлено, в какой степени ритм жизни, настроение, многое другое в жизни человека зависит от близости значительных тяготеющих масс, но, во всяком случае, не Земля была здесь, а другая планета — спутник «Шаг вперед», как называли его сами монтажники с легкой руки прогносеолога Гура. Пол — или следовало называть его почвой? — не обладал незыблемостью Земли. Совсем рядом его участок был поднят, два человека при свете скрытого освещения возились в открывшейся под гладкой поверхностью неразберихе проводов, трубок, волноводов всех цветов, диаметров и назначений, что-то приглаживали, поправляли… И даже не зрелище обнаженной сущности этой планетки, а именно то, что здесь люди, согнувшись в три погибели, руками исправляли что-то, тогда как на Земле эта работа давно уже стала уделом роботов, заставило Кедрина с небывалой остротой почувствовать удаленность этого мира от того, в котором он прожил последние годы. А ведь мысли о своей отрешенности чаще всего приходят именно ночью, и это была первая ночь, когда он не спал.

Наверное, и отсутствие биополя сыграло в этом роль — ведь на Земле мы всегда, если только мы не в центре обширной пустыни, бессознательно воспринимаем биополе, созданное напряжением мозга миллионов людей, и в какой-то степени находимся под его влиянием; здесь же все каюты были заэкранированы, и если человек в коридоре был один, то он был один… Кедрин не хотел быть один. Он вспомнил, что его ждут, но в темной сети переходов сориентироваться было трудно, где теперь искать переулок Отсутствующего звена. Кедрин заторопился.

Через каждые несколько метров из-под пола выходили невысокие, тонкие колонки с гранеными головками; пробегая мимо них, Кедрин все же заметил, как эти слабо светящиеся головы бесшумно поворачиваются, словно следя за ним, что-то сообщая друг другу. Ему стало жутко. Раздался жалобный, протяжный свист, отразился от стен и прозвучал в другом конце коридора. Кедрин свернул в первый попавшийся переулок. Печальный свист провожал его. «Это был плач по человеку», — пришло ему в голову. Куда же это он в конце концов идет?

Он остановился с ходу, сильно качнувшись вперед. Неярко освещенная преграда возникла перед ним, казалось, внезапно: переулок оказался тупиком. Огромная, во всю стену, дверь не поддалась усилиям Кедрина. Она выглядела совсем иначе, чем остальные, — гладкая, без всякого выступа стальная поверхность, чуть выпуклая и с маленьким прозрачным глазком в середине. Прозрачным — так казалось, но когда Кедрин прильнул к нему, он не увидел ничего, только черноту. Очевидно, за дверью было темное помещение. Вдруг в нем возник слабый огонек, зеленоватые лучики протянулись от него — это была звезда, внезапно возникшая в глазке звезда, а чернота была чернотой пространства. Кедрин отшатнулся. Как он не подумал, что здесь могут быть резервные выходы в пространство?

«На Земле нет дверей, ведущих в бездны», — подумал он, и тоска по родной планете с ее надежностью и с ее ночами, полными теплого, душистого воздуха, охватила его, как зыбкая вода пловца.

Наверное, этот внезапный приступ тоски по запахам Земли привел к галлюцинации: запахло сильно и чудесно, чем-то странным, незнакомым и таким простым… Это было что-то похожее — на что? Похожее, только гораздо более сильное и вместе повелительное и влекущее, чем лучшие запахи Земли. Мысли ушли, и осталось только желание вбирать в себя этот запах не только ноздрями, но всей кожей, глазами, ртом, волосами. Внезапно Кедрин почувствовал, что уже полон запахом, еще немного — и он разорвется, распадется; он больше не может дышать, он сыт дыханием, как человек бывает сыт едой и питьем. Он поднял руки к лицу, чтобы прекратить доступ запаха в легкие, что бы ни было потом.

Он не знал, куда бежит, и слишком поздно понял это; он бежал к человеку, к которому приходят мужчины в тяжелые минуты, чтобы найти защиту от многого и в первую очередь от самого себя. К женщине, которая тебе ближе всех или была ближе всех. Дверь ее каюты Кедрин открыл стремительно, даже не подумав о том, что не следует делать так.