Искатель, 1963 № 02 - [28]

Эта страсть приносила ему много неприятностей. Вообще он был парень ладный и ловкий, веселого нрава, старательный — его охотно брали на работу лавочники и мелкие местные помещики. Но часто дело кончалось скандалом: отправляясь по какому-нибудь поручению, он просто не доходил до места, заслушавшись по дороге музыкой. Даже со своей любимой девушкой Катериной он постоянно ссорился из-за этого же самого.

Так вот, можете себе представить, синьор, как этот Джулио должен был ждать очередного концерта на вилле Буондельмонте. Один он слышал в пятьдесят пятом году — ему тогда было 20 лет. Потом он отслужил в армии, вернулся и еще за год до нового концерта стал готовиться к тому, чтобы проникнуть на виллу. Сначала ему удалось поступить садовником в парк, а перед самым съездом певцов, в августе, его назначили помощником осветителя в театре. Мечта его сбылась — он мог увидеть и услышать все.

Вы, наверное, слышали, синьор, что «концерты Буондельмонте» шестидесятого года были не совсем обычны. Владелец театра решил на этот раз пригласить на них иностранных певцов и музыкантов. Но Италия тоже была прекрасно представлена. На сцене выступал хор мальчиков из Милана, пела Анелли и, конечно, Марио дель Монако, яркая звезда которого уже поднялась к этому времени в зенит.

Билеты продавались по совершенно фантастическим ценам, но зал был полон. Наша гостиница мала, поэтому большинство слушателей каждое утро приезжали прямо из Рима на автомобилях. Чудной народ собрался, я вам скажу. Не знаю, возможно, эта мода была и раньше, но мы тогда впервые увидели женщин с волосами разных нечеловеческих цветов. Серьезно, синьор… одна американка ходила на концерты с шевелюрой ярко-зеленого цвета.

Но зто все неважно. Джулио, как и мне, впрочем, удалось прослушать почти все выступления. И в тот день, когда пел Монако, Джулио познакомился с бельгийцем. Вернее, бельгиец сам подошел к нему.

Понимаете, дело было так. Во время выступления Монако Джулио сумел пробраться в зал. Он встал за последним рядом кресел. Монако начал петь, и Джулио, сам того не замечая, сделал несколько шагов вперед по проходу, затем еще несколько и, наконец, оказался посреди зала. Монако исполнил первую вещь — арию Туридду из «Сельской чести» Масканьи. Аплодисменты. Еще ария, снова овация. А Джулио словно окаменел и даже не аплодировал. Люди оглядывались на него, перешептывались, пожимали плечами. Кто-нибудь другой почел бы себя оскорбленным, но Марио дель Монако — великолепный певец и великолепный человек — понял состояние своего слушателя и перед заключительной арией приветственно помахал ему рукой.

Но вот последняя вещь была спета, занавес упал при громе аплодисментов. Публика поднялась и начала по центральному проходу выходить из зала, а Джулио все стоял как завороженный. Разодетые дамы и господа обходили его, косясь, а он ничего не замечал.

И тут я увидел, что с Джулио заговорил тот бельгиец.

Я хорошо запомнил его. У него было совершенно круглое лицо, как бы обведенное циркулем. Маленькие серые глазки в очках без оправы и тонкие прямые губы. Нехорошее лицо, синьор. Если когда-нибудь встретите человека с таким лицом, берегитесь: он принесет вам несчастье.

Я видел, как бельгиец заговорил с Джулио — они вместе стояли в проходе и вместе мешали публике выходить из зала. Потом бельгиец взял Джулио под руку, отвел в сторону. Они вышли из зала, сели за столик в буфете и просидели там весь антракт. Джулио выглядел очень серьезным — бельгиец что-то говорил, а он молча кивал головой.

И в тот же вечер Джулио исчез из городка.

Я об этом узнал от Катерины. Девушка прибежала ко мне, потому что мы с Джулио немножко дружили, несмотря на разницу в летах. Одно время он даже работал у меня в парикмахерской. Но какая это работа, синьор, если за день приходят три человека, причем один вовсе не бриться, а попросить головку лука до субботы…

Так вот, Катерина пришла ко мне, и была она чернее ночи. Сказала, что и прежде они с Джулио ссорились, но после такого поступка она и знать его не хочет. Понимаете, он оставил дома записку и уехал. Написал всего три слова: «Не беспокойтесь, вернусь». Но куда он уехал, зачем? А в доме старая больная мать да три сестры, и старшей всего тринадцать лет.

Девушка была обозлена. Я успокаивал ее как мог.

Потом целых три месяца не было никаких известий. В городе решили, что Джулио уехал в Бельгию. И вдруг — письмо на имя Катерины. Совсем коротенькое. Джулио писал, что лежит в Риме, в частной клинике на Аппиевой дороге, и просит ее, Катерину, приехать и взять его оттуда.

С этим письмом девушка снова явилась ко мне. Я спросил, поедет ли она, но у нее уже был билет на автобус.

Целый день мы с матерью Джулио и его сестрами тряслись от страха, а вечером с последним автобусом наш беглец вернулся в сопровождении Катерины. Почти весь городок встречал его. Он сошел с подножки на костылях, поддерживаемый Катериной. Он был белый как снег, синьор. Позже Катерина рассказывала, что в больнице она сперва увидела на подушке только его черные глаза и черные волосы. Лицо было такоe бледное, что совсем сливалось с подушкой.