Искатель, 1963 № 01 - [14]

Пнин мгновение смотрел на фото, затем взглянул на другое, показывающее увеличенную почти в два раза расщелину в стене. Черными точками было обозначено место обвала, который уничтожил дорогу вместе со всеми укрепляющими конструкциями.

— В результате Станция периодически недоступна. Ночью туда практически невозможно добраться. Тут ведь нет Земли…

Пиркс понял, о чем думает русский: на этой стороне долгие лунные ночи не освещаются огромным фонарем Земли.

— А инфракрасная техника не помогает? — спросил он. Пнин усмехнулся.

— Инфракрасные окуляры? Какие уж тут окуляры, коллега, если через час после захода скалы имеют минус сто шестьдесят градусов на поверхности… Впрочем, теоретически можно ходить с радароскопом: вы никогда не пробовали ходить с ним в горы?

Пиркс признался, что никогда.

— И не советую. Это исключительно сложный способ самоубийства. Радар хорош на ровной местности, но в горах…

Вошли Ланье и профессор; пора отбывать. До Менделеева полчаса лету, пешком — еще два часа, а солнце заходило лишь через семь. Четыре с половиной часа резерва — это, пожалуй, многовато. Но тут выяснилось, что с ними полетит доктор Пнин. Пиркс и Ланье пытались объяснить, что это ни к чему, но хозяева не хотели их даже слушать.

Когда они уже собрались идти, Ганшин спросил, не нужно ли передать что-нибудь на Землю — это последняя оказия. Менделеев, правда, имел с Циолковским радиосвязь, но через семь часов они попадут на терминатор и начнутся сильные помехи.

Пиркс подумал, что неплохо бы передать сестре Маттерса привет с «той стороны», да не решился. Они поблагодарили хозяев и спустились вниз. Русские решили проводить их до ракеты. Тут Пиркс не выдержал и рассказал, какой ему попался скафандр. Ему подобрали другой, а старый остался на Станции.

Этот русский скафандр немного отличался от известных Пирксу. У него было не два, а три фильтра: для высокого солнца, для низкого и для пыли, темно-коричневый; иначе располагались воздушные клапаны, а особое приспособление в ботинках надувало подошвы так, что человек ходил как на подушках. Камни исчезали. Казалось, будто идешь по самой гладкой поверхности. Эту модель называли «высокогорной». Кроме того, скафандр был наполовину серебристый, наполовину черный. Когда человек поворачивался к Солнцу черной стороной, становилось жарко, а когда серебряной, его охватывала приятная прохлада.

Пирксу эта выдумка показалась не совсем удачной — не всегда ведь имеешь возможность выбрать. Выходит, иногда приходится ходить спиной вперед?

Русские начали смеяться. Они показали ему рычажок на груди, поворот которого заставлял серебристый и черный цвета меняться местами. Пиркс окончательно освоился со своим скафандром раньше, чем они дошли до ракеты.

Профессор прижался к шлему Пиркса, сказал несколько прощальных слов, они пожали друг другу руки в тяжелых рукавицах, и Пиркс вслед за пилотом вошел в ракету. Она слегка осела под увеличившейся тяжестью.

Пилот подождал, пока провожающие отошли на безопасное расстояние, и запустил двигатели. Внутрь скафандра мрачный нарастающий грохот проникал словно сквозь толстую стену. Сила тяжести увеличилась, но они даже не заметили, когда ракета оторвалась от грунта. Только звезды замелькали в иллюминаторах, а скалистая пустыня провалилась вниз и исчезла. Теперь они летели совсем низко и поэтому ничего не видели — один лишь пилот всматривался в проносящийся внизу призрачный пейзаж. Ракета висела почти вертикально, словно геликоптер. По усилившемуся реву двигателей и легкой вибрации корпуса можно было понять, что скорость нарастает.

— Внимание, посадка, — раздалось в шлеме.

Пиркс не знал, сказал ли это пилот или Пнин. Кресла разложились. Он глубоко вздохнул и стал очень легким, таким легким, что казалось, вот-вот взлетит к потолку. Инстинктивно схватился за ручки кресла. Пилот резко затормозил, дюзы полыхнули огнем, издали визжащий звук, рев рвущегося вдоль корпуса огня стал нестерпимым, тяжесть увеличилась, снова уменьшилась, и до Пиркса донесся глухой звук двойного удара. Сели. В следующее мгновение произошло что-то неожиданное. Ракета вдруг наклонилась и стала падать.

«Катастрофа», — мелькнуло у Пиркса в голове. Он не испугался, но инстинктивно напряг все мышцы. Остальные сидели неподвижно. Двигатель молчал. Пиркс отлично понимал пилота: ракета занимала очень неустойчивое положение, оседая вместе с осыпавшимися камнями, и тяга двигателей, не успев поднять ракету, могла перевернуть ее или бросить на скалы.

Грохот и скрежет перекатывающихся под стальными лапами каменных глыб ослабевал и, наконец, затих совсем. Еще пара струек гравия громко ударилась о сталь, еще какой-то обломок сполз вниз под тяжестью суставчатой «ноги», и кабина медленно осела, наклонившись почти на десять градусов.

Пилот вылез из своего колодца, немного растерянный, и принялся объяснять, что профиль местности изменился. Очевидно, по северной трещине прошла новая лавина. Он сел у самой стены, чтобы доставить их как можно ближе к Станции.

Пнин ответил, что это не самый разумный способ сокращать дорогу: лавинное поле не космодром и без особой необходимости рисковать незачем. На этом короткий обмен мнениями закончился, пилот пропустил их в воздушную камеру, и они по лестнице спустились вниз.