Искатель, 1961 № 02 - [55]
Приключение приключению рознь. Занимателен порой и примитивный детектив. Умение писателя глубоко смотреть и далеко видеть, поднимать большие и важные вопросы — вот что всегда стояло за внешней занимательностью лучших образцов нашей приключенческой литературы. Поэтому до сих пор волнуют читателей и «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого и «Месс-Менд» Мариэтты Шагинян.
К таким долговечным произведениям можно отнести и многие рассказы М. Е. Зуева-Ордынца, в том числе «Безумную роту». Рассказ этот написан в 1929 году. В маленькой республике, где американский консул ведет себя, как на собственной ферме, некий полковник Хеншоу испытывает новое оружие — «газ храбрости», который должен помочь Соединенным Штатам «овладеть миром». Стремление империалистов к войне, к порабощению других народов, их грязные методы в политике, низость «карликовых президентов», продажных американских марионеток, разоблачены писателем так образно, что рассказ и сегодня просится на газетные страницы.
Между «Безумной ротой» и «Второй весной» пролегли три десятилетия. Но, как видим, писателя по-прежнему продолжают волновать большие вопросы современности, по-прежнему от его произведений веет молодостью, задором, страстностью. Секрет молодости рассказов и повестей Зуева-Ордынца во многом объясняется душевной молодостью его героев. Писателя всегда интересует поведение человека и ход его мыслей на сложном и опасном повороте жизни. Видимо, поэтому в его творчестве приключение и подвиг живут рядом. Положительный герой Зуева-Ордынца побеждает трудности, мужает и формируется в борьбе с ними. Как определил сам писатель, для него герой — это «настоящий советский человек, с душою смелой, честной и щедрой, который восхищает, вызывает желание подражать».
…Заполярная станция «Югорский шар» захвачена белыми. Но радисты и мотористы станции не захотели работать на белых. Их должны были расстрелять весной, когда прибудет смена. Добраться до станции зимой было невозможно. Каждый из осужденных знал: с первым шорохом саней за окном он получит пулю в лоб. Ничего не стоило прийти в отчаянье, махнуть на все рукой, сдаться. Но они сражались, глядя в черный зрачок ствола. Нарочно меняли коды, путали передачи. Осужденные уцелели случайно (им удалось раздобыть оружие), но не победить не могли: за их спиной стояла революция. Этот недавно написанный рассказ, «Вызывайте 5… 5… 5…», еще раз подтверждает главную мысль творчества Зуева-Ордынца: готовность к подвигу — верное мерило духовной ценности человека, приключения и подвиг доступны каждому, только не нужно ждать их. Нужно уметь разглядеть их за кажущейся обыденностью стремлений и поступков. «Не бойтесь романтики, — призывает писатель. — Кричите ей, зовите ее сюда! Сегодня ей здесь место! Сегодня здесь и романтика и высокая героика революции!..»
Жажда больших открытий толкнула в пустыню молодого геолога Веру (рассказ «В пустыне»). Она мечтала о грандиозном, и повседневное казалось ей неинтересным, серым. Понемногу Вера начала познавать смысл и радость своего простого, нужного людям труда. И оттого вдруг засверкали обычные дни… Умение увидеть в будничном романтику — разве это не свидетельство и не причина — еще одна — молодости писателя?
Зуева-Ордынца никогда не покидает жадный интерес к жизни, стремление видеть в людях возвышенное и героическое, острая непримиримость к злу. Это дает право сказать: весна писателя продолжается.
Вл. ПОРУДОМИНСКИЙ
М. Е. Зуев-Ордынец
ГИБЕЛЬ «ДРАКОНА»
Рисунки Н. Кочергина
Этот рассказ впервые был напечатан в 1929 году в журнале «Вокруг света» и заново обработан автором для «Искателя».
Казалось, вся набережная Касселя ревела, улюлюкала тысячью глоток. Кассельские лодочники, перевозчики, паромщики горячей, возбужденной толпой, выкрикивая ругательства и оскорбления, надвигались на человека, вышедшего из сарая с ведром — набрать из реки воды.
— Эй, Модильяни, за сколько ты продал душу дьяволу?..
— Сколько чертей сидит в котле вашей лодки?
— Бей паписта! — звякнул вдруг, как оборвавшаяся перетянутая струна, визгливый женский голос.
Модильяни побледнел. Побледнел и от этого выкрика и оттого, что спина его уперлась в остов полуразрушенной барки. Дальше отступать было некуда. Надо было как-то задержать напиравшую толпу. И он заговорил, довольно чисто произнося немецкие слова с певучими итальянскими интонациями:
— Добрые кассельские граждане, вы напрасно оскорбляете бедного чужестранца, называя его слугой сатаны. Я такой же христианин, как и вы! Вы видите! — он взял в руки оловянный крест, висевший на груди, и поцеловал его.
— А твой господин?
— Мой господин, почтеннейший французский синьор Дионисий Папен, тоже христианин.
— Замолчите, ребята! Не ту песню поете! — расталкивая толпу, продрался к итальянцу коротконогий крепыш с глазом, выбитым упавшей снастью.
Кривого Пуфеля, владельца самой большой на Фульде парусной шкуны «Вифлеемская звезда», знал весь Гессен, даже больше: и в Ганновере и в Вестфалии знали неукротимый характер и силу кулаков Кривого Пуфеля. Лишь не знал никто, сколько бочек с немецкими талерами, английскими розеноблями, французскими луидорами, ливрами, экю, испанскими дукатами, португальскими квадруплями и даже турецкими сулеймание зарыто в подвалах его бюргерского дома-крепости.
