Искание правды - [2]

Среди персонажей «Анны Карениной» не один правовед. «Действуют» (то есть применяются, соблюдаются, нарушаются, обходятся и т. д.) на страницах романа и государственные законы, которым писатель в конце концов выносит убийственный приговор, доказав их нравственную несостоятельность, признав бесчеловечными.

Было в творчестве Толстого до его духовного перелома много других образов, суждений, оценок, так или иначе связанных с правом, законом, судебной деятельностью. Но не было еще произведений, которые наряду с тем, что они вошли в сокровищницу мировой литературы, причислялись бы к разряду «выдающихся юридических исследований» - именно так расценивал толстовское «Воскресение» профессор И. Т. Голяков, работавший председателем Верховного суда СССР. И расценил очень справедливо, профессионально точно.

После глубокого духовного кризиса начала 80-х годов, когда Толстой мог, положа руку на сердце, сказать: «Я отрекся от жизни нашего круга», его интерес к проблемам права, суда, законности, преступления и наказания многократно усиливается. В 1881 году жена писателя сообщала сестре, что «Левочка вдался в свою работу, в посещение острогов, судов мировых, судов волостных, рекрутских приемов…». И это было глубоко закономерно. Пытливый анализ юридической действительности во всех ее многообразных проявлениях - от конкретных судебных процессов до трактатов ученых-правоведов - помогал Толстому искать ответы на мучившие его вечные вопросы, многие из которых встали перед ним в этот период по-новому. И не случайно, конечно, именно после «перелома» Толстой создает произведения, о которых с полным основанием можно сказать, что они на юридическую тему. Конечно, говорить так можно только условно - творчество Толстого подвергать тематической «раскладке» можно лишь с большими оговорками. Но факты остаются фактами: сюжеты «Воскресения», «Живого трупа», «Власти тьмы» почерпнуты непосредственно из судебной практики, в этих и других произведениях позднего Толстого разворачивается напряженное юридическое действие, имеется множество сцен из юридической жизни, образов правоведов, исполняющих свои профессиональные обязанности, людей, так или иначе вовлеченных в процесс применения государственных законов или «узаконений», как чаще называл их Толстой. Иными словами, происходит активное художественное освоение современной писателю правовой действительности в ее многочисленных «ипостасях».

Сейчас нередко приходится слышать сетования на то, что падает интерес к классике, особенно в молодежной среде. Не берусь судить, все ли тут верно и насколько велика в связи с этим опасность духовного оскудения нашего и грядущих поколений. Но даже если существует хоть малейшая возможность такой беды, надо спешно думать о том, как ей противостоять. А самое надежное средство в этом деле, думается, в том, чтобы перечитывать и перечитывать саму классику. И я хотел бы попросить читателя остаться на некоторое время наедине с «Воскресением», одним из классических романов, о которых стало как-то и вспоминать неловко там, где у всех на устах только Маркес или Пикуль, Кафка или Булгаков. Уверяю вас, читатель, что на этот отчаянный шаг можно решиться, невзирая ни на что. Даже если на экране домашнего телевизора Валерий Леонтьев, то выключите на время его (телевизор)…Итак, судят Катюшу Маслову и других обвиняемых по делу об отравлении купца Смелькова. Внешне все идет чинно, в высшей степени благопристойно и даже «не без торжественности». Фигуры председателя и членов суда в расшитых золотом мундирах «очень внушительны». На присяжных «отпечаток некоторого удовольствия от сознания совершения важного общественного дела». Каждому, кто призван в суд или просто наблюдает за процессом со стороны, многократно подчеркнуто, что он в храме правосудия, где вершится благое дело, торжествует законность и справедливость, и, конечно, не зря в правом углу зала суда висит киот с изображением Христа в терновом венце, а на покрытом зеленым сукном столе возвышается «треугольный инструмент с орлом».

Но. что происходит внутри этой внушительной судебной машины? Какими шестернями и приводами движима она к декларированной высокой цели? А судьи кто, наконец? И Лев Толстой с беспощадной правдивостью срывает маски со всех и вся, убедительно показывает, что происходящее юридическое действо не имеет, в сущности, никакого отношения к справедливости и законности и не здесь, на раззолоченной сцене, решаются судьбы людей, а где-то в стороне, за кулисами. И делается это отнюдь не по велению совести. Да и не интересуют никого по-настоящему эти самые судьбы. Они - лишь повод, тема для упражнений в красноречии, за которое платят неплохие деньги.

Председательствующий явно путается в деле, невпопад задает вопросы. Все его помыслы и стремления, его мысленный взор обращены к гостинице «Италия», где между тремя и шестью часами его ждет рыженькая Клара Васильевна - швейцарка-гувернантка, с которой у него прошлым летом на даче завязался роман.

Члену суда с нахмуренным лицом не дают покоя воспоминания об утренней сцене с женой. Да если бы одни только воспоминания! Жена заявила, что если он не даст ей денег, то может не приезжать обедать домой. «На этом он уехал, боясь, что она сдержит свою угрозу, так как от нее всего можно было ожидать».