Искалеченный мир - [20]

Алмаз спрыгнул на землю и прянул в сторону, освобождая пространство для Шатуна. Продолжая каждой нервной клеткой фиксировать малейшее изменение обстановки. Пока что, в пределах прямой видимости, было относительно спокойно. Хотя в самых потёмках души загнанная туда мощным волевым усилием и приведённая в полуобморочное состояние бултыхалась колючая тоска. От маетного предчувствия, вызванного резким переломом привычной среды обитания. От полуинтуитивного осознания того, что ещё совсем недавнюю если не вольготную, то вполне сносную житуху какое-то аномальное мурло с ухмылочкой упаковало в тусклую обёртку небытия, небрежно перевязав траурной ленточкой. И чтобы добраться до этого мурла, надо вывернуться вон из кожи, научиться ходить по воде, подружиться с «кляксой». Одним словом — сделать невозможное.

«Подружимся, вывернемся, научим „свистопляску“ любить, изящную словесность, сморкаться в кружевные платочки, и — ходить по струночке…» — Алмаз оскалил зубы в мрачноватой усмешке, продолжая прислушиваться, оглядываться. Выживать.

Рядом с ним, произведя шума не больше, чем это могла сделать пушинка, опустившаяся на ладонь, с подоконника спрыгнул Шатун. Конечно, после шума выбивания рамы можно было бы не слишком осторожничать. Но Шатун не был бы Шатуном, если бы обрушился с подоконника чуть громче, чем пукают мухи. Мясницкие тесаки, любимые игрушки гиганта, находились в боевой готовности.

Следующим в оконном проёме показался Книжник, демонстрирующий если не высшую степень неуклюжести, то никак не ниже средней. Неловко залез, замешкался, выбирая, куда прыгнуть, прыгнул. Приземлился, чуть не подвернув ногу, и, если бы не Шатун, коротким движением восстановивший его равновесие, наверняка заработал бы как минимум вывих лодыжки.

Последней квалифицированно спрыгнула Лихо, потянула из ножен своего любимого «потрошителя». Быстрый обмен взглядами, экономные жесты Лихо, понятливые кивки остальных. Через мгновение четвёрка двинулась в сторону «конторы».

В паре-тройке мест, безо всякой системы, виднелись клубы дыма различных степеней силы и чадности. Горели, скорее всего, как прикинул Алмаз по местоположению пожаров, жилые здания и, возможно, бывшая школа, в которой находился склад жизненно важных припасов. Еды, одежды, предметов первой необходимости.

Дом культуры показался сразу, как только они вышли из-за угла трёхэтажки, снаружи выглядевшей так, как будто над ней надругался урбанист-извращенец из племени колоссов. До штаб-квартиры Андреича оставалось метров пятьдесят, когда им навстречу вырулили сразу два «пешехода», выглядящих зашибающими свою скудную копеечку статистами низкобюджетной страшилки. Если бы не одно «но».

Именно эти двое присутствовали вчера в почётной троице, выдворявшей Лихо из недр ДК. Они могли остывать где-нибудь на изношенном асфальте Суровцев, не сумев отбить неожиданно свирепой атаки кровохлёбов. Или выжить. Но никак не двигаться навстречу с неестественной пластикой нежити, выставив напоказ перепачканные явно чужой кровью лица и камуфляжные куртки.

У всего этого мог быть только один, полностью исчерпывающий и разом снимающий все неясности ответ. Других вариантов попросту не предусматривалось. Во всяком случае, людьми, три с половиной десятка лет прожившими бок о бок с многочисленными «прелестями» Сдвига.

Ночью был Всплеск. О приближении которого не знала ни одна живая душа. И подавляющая часть мужского населения Суровцев, показывающая озверевшим кровохлёбам, что в теремочке живёт не абы кто, а вполне злобная особь, способная навешать по сусалам, — безо всяких слюнявых проволочек оказалась на чистом воздухе. Прямо под ударом Всплеска. Как караси, брошенные на раскалённую сковородку с высокими краями.

Сзади с тоскливой яростью негромко взвыла Лихо, быстрее всех сообразившая, какую жуткую пьесу для сегодняшнего утра поставила прошедшая ночь. Следом за ней, с разной степенью интенсивности, но крайне прочувствованно, отреагировали остальные. Суровцев, тех самых Суровцев, которые ещё вчера были для них домом, сегодня уже не существовало. И если бы не этот, получается, так кстати заваливший их дом, оградивший от Всплеска… Они бы сейчас находились по ту сторону баррикады мелкими разменными монетками Сдвига.

Нет, конечно, в висках горячо пульсировали отголоски надежды, но каждый уже сделал для себя соответствующие наиболее реальному положению дел прогнозы. Суровцы следовало покинуть, и как можно быстрее. Пока орда мертвяков не загнала их в угол и попросту не задавила массой, несмотря на нестандартные способности четвёрки.

«Стиляги» вдруг преобразились, как будто их спустил с невидимого поводка кто-то властный и жестокий. Изломанность, корявость пластики вдруг поубавилась, уступив место если не реактивным, то довольно шустрым и целенаправленным телодвижениям. Снулые, мёртвые глаза быстро заволакивало багровой пеленой непреходящего голода.

Алмаз ощерился, подготавливая «калаш» к непродолжительной работёнке, но Шатун сделал лаконичный жест тесаком. «Побереги патроны. Сработаю по-тихому».

«Стиляги» слаженно бросились в их сторону, вытягивая синюшные, в засохших красных потёках кисти рук. Шатун уверенно шагнул вперёд, и через полторы секунды глаз Алмаза сумел уловить только убойнейшее мельтешение тесаков. Ушей достигло чмоканье молниеносно рассекаемой плоти. Шатун вертелся рядом с ними огромной смазанной полутенью, наводя жути. Казалось, что «пешеходы» каким-то непонятным образом разваливаются на части, судорожно шевелящиеся в полутора десятках шагов от замерших в ожидании людей.