Исход - [169]

* * *

— Волнуешься? И неудивительно, — ответила самой себе Чарли. Она приехала помогать ей одеваться. Джемайма уже отправила мальчишек: завтрак, такси, вызванное со стоянки, — они обожали ездить в такси, что случалось очень редко. Всю дорогу до Паддингтона оба держали на коленях обувную коробку с крышкой, сплошь в дырочках — в ней везли гусениц бражника. Бумажный пакет с запасными листьями, нарванными утром в саду за домом, положили в мешок с умывальными принадлежностями. «Знаешь, они ведь едят ужасно много перед тем, как окуклиться», — объяснил Том. Расставание с ней их, казалось, не волнует, но ведь они вдвоем, и она радовалась их бесхитростному счастью.

— Хороших вам каникул, — пожелала она, обнимая обоих.

— Обязательно, — ответил Генри.

— И тебе тоже, мама, — добавил Том, а Генри кивнул.

— Если мы правда найдем кролика, которого приручим, можно нам привезти его с собой?

— Только если он захочет, — ответила она. Потом их сопровождающий сказал, что пора выходить из вагона, и она вышла.

Дома она приняла ванну, вымыла голову, тут и явилась Чарли — очень элегантная, с букетиком желтых и белых роз.

— А тебе я приготовила сэндвич с яйцом, — сообщила она. — Могу поспорить, что ты не завтракала.

Она думала, что не сможет проглотить ни крошки, но, как ни странно, смогла.

— Ты отличная подруга.

— Просто я так рада за тебя. Ты заслужила счастье — в кои-то веки, для разнообразия. Дай только подровняю тебе челку — длинновата слишком, — она набросила банное полотенце на шею Джемаймы и подстригла ей волосы надо лбом. — Теперь лучше. А накраситься?

— Да мне почти нечем. Разве что губы.

— Надо еще капельку румян. Ты слишком бледна, дорогая.

Чарли накрасила ее сама.

— Тебя от школьниц не отличить, — сказала она.

Она оделась, пора было выезжать, и Чарли повезла ее на своей машине в Кенсингтон.

— Он на двадцать один год старше меня, — произнесла она, пока они проезжали через Кэмпден-Хилл.

— Но ведь для тебя это неважно, правда? Если ты любишь его.

— Люблю, — подтвердила она, и с этим словом ее заполнила любовь к нему: за его обаяние, искренность и доброту к мальчишкам, за то, как его кроткое, слегка измученное лицо становилось нежным и веселым, когда он смотрел на нее, за его удивительную откровенность («Я хочу всегда знать твое отношение, — сказал он, — даже если окажется, что мы в чем-то не согласны друг с другом, или наоборот, в чем-то наши мнения совпадают, я хочу знать об этом всегда»), его удивительная способность к любви и привязанности, ощущение, что его преданность безгранична, а потом — за совершенное однажды, несколько недель назад, открытие, что для нее он — идеальный любовник: терпеливый, чуткий, восхитительный и пылкий. Он спросил, хочет ли она лечь с ним в постель до замужества, и сказал, что решение должно остаться за ней. «Я уверен полностью, — сказал он, — но мне хотелось бы, чтобы и ты была уверена так же, как я». И поскольку ее мучили опасения — она ни с кем не была близка с тех пор, как погиб Кен, у нее не было ни времени, ни возможностей влюбляться, и она опасалась, что разочаруется сама или разочарует его, — она согласилась. Чарли забрала мальчишек к себе с ночевкой, он увез ее в отель на реке жарким июньским вечером, и когда они были уже в номере, предложил: «Давай в постель сейчас, а поужинаем потом». И правильно сделал, потому что она была вся на нервах от ожидания. А потом, переполненная непривычным счастьем, она призналась, как рада, что он предложил именно такой порядок действий. «А, это! Да я просто хотел, чтобы у тебя даже мысли не возникло, что кто-то увиливает, — сказал он, откупоривая бутылку шампанского — она изумилась, увидев, как ловко у него получается, — а потом, наполняя ее бокал, спросил: — Дорогая Джемайма, так ты выйдешь за меня?» И она ответила, что ввиду случившегося у нее нет другого выхода, а он сказал, что на это он и рассчитывал. Они выпили шампанского и спустились к ужину, радостно строя планы на жизнь, которая ждала их впереди.

И вот теперь она готовилась вступить в эту жизнь.

— Да, я правда люблю его.

Чарли ответила:

— Тогда беспокоиться не о чем. Вечно ты паникуешь. Теперь пора отвыкать.

Он ждал ее у бюро регистрации вместе со своим младшим братом и его женой, которые, как и Чарли, согласились быть свидетелями. Они вошли в маленькую комнату, похожую на конторскую, она положила ладонь на черную шелковую культю, где когда-то была его рука, и они подошли к регистратору, который сразу же начал церемонию. Все было кончено за считаные минуты: он наклонился поцеловать ее, затем и остальные подошли с поцелуями. Они поставили свои подписи, она впервые подписалась своей новой фамилией.

— Все кончилось так быстро, — сказала она, шагая вместе с Хью к его машине.

— Но лучшее и самое длинное только начинается, — ответил он и остановился. — Ты волнуешься о близнецах, да? Можем сегодня же отправить им открытки.

— Я вообще ни о чем не волнуюсь, — ответила она. — Ни о чем на свете.

Это была правда.

* * *

— А ты точно не хочешь, чтобы мы тебя проводили?

— Абсолютно.

Они втроем стояли у ресторана, куда родители пригласили его пообедать на прощанье. Было непросто, но он сознавал, что им приходится гораздо труднее, чем ему, и всеми силами старался ничего не усугублять. Спокойно выслушивал неприязненные высказывания отца насчет его будущего, старался развеять неуместные и безосновательные, как ему казалось, тревоги матери по тому же поводу. Отвлекал их, расспрашивая, как у них дела, — избитый прием, который тем не менее на большинство людей действовал (еще одно, чему он научился у отца Лансинга). Разговоры о свадьбе Полли тоже помогали отвлечься: мать была в безумном восторге от этого события в целом, отца впечатлил титул Джералда. Странно: его отец, внушавший ему священный ужас, утратил всякое влияние на него, а то, что он оказался еще и снобом, поразило его как очередная черта, заслуживающая жалости. Но по крайней мере его, Кристофера, было уже невозможно тиранить. За обедом возникали мелкие инциденты. Отец предложил ему выпить, а когда он отказался, стал настаивать, пытался