Исход - [170]
— Ты только не пропадай, ладно, дорогой? — Она снова повторила просьбу, высказанную еще за обедом.
— Да он прибежит к нам, ты и опомниться не успеешь, — сказал отец. — Хочешь на такси?
— Нет, спасибо. Я на автобусе.
— До какой тебе станции? Потому что если до «Виктории», мы могли бы подвезти тебя.
— До «Мэрилебон», мама. Все хорошо, правда. Спасибо вам огромное за прекрасный обед. Он был прекрасен, — повторил он. Обменялся рукопожатием с отцом, обнял костлявые плечи матери. — Конечно, я вам напишу. Я же не на край света уезжаю. — Он улыбнулся, а когда целовал ее, увидел, что ее глаза полны слез.
— Дорогой! Я так надеюсь, что ты будешь счастлив. Или хотя бы в порядке.
— Непременно.
— Ну, едем, — сказал отец и покровительственным жестом обнял ее. — Я свожу тебя на хороший фильм, и ты немного развеешься.
Все снова попрощались. Он повернулся и направился по улице к ближайшей автобусной остановке. Дело сделано.
Уже в автобусе, проезжая по Бейкер-стрит, он невольно задумался о Полли, которую так любил. После тех выходных в его фургоне он страдал за нее так же, как и по ней: ведь она тоже терпела муки неразделенной любви. Когда Оливер заболел и его, несмотря на все старания ветеринара и заботы Кристофера, в конце концов пришлось усыпить, он вернулся от ветеринара с телом, которое похоронил в лесу за фургоном. Ему казалось, что он потерял единственного друга. В последние минуты жизни Оливера он держал его на руках, ощущал его худобу, ребра, как решетка для тостов, тусклую слипшуюся шерсть, и тут Оливер поднял на него глаза оттенка имбирных пирожных-трубочек, в которых по-прежнему светились доверие и преданность; тогда ветеринар и ввел иглу. Секунды спустя он почувствовал, как тело в его объятиях обмякло. Ему удалось не расплакаться, пока он укладывал Оливера в машину.
Без Оливера в фургоне было ужасно. Он скорбел и не ходил к Херстам, которые настойчиво звали его поесть.
А потом однажды миссис Херст, Мардж, спросила, не отвезет ли он старого соседа-инвалида в церковь на машине: «Обычно его возит Том, но сейчас у него страшная простуда. Не стоит ему выходить из дома».
И он повез. Сосед был дряхлым вдовцом, больным артритом. Каждое его движение сопровождалось болью, он ковылял на костылях.
— Вот спасибо вам, — говорил он. — Не люблю пропускать воскресные службы.
Раз уж он приехал в церковь, можно было попробовать и самому помолиться. Он молился за Оливера, и от этого ему стало спокойнее и в целом полегчало.
Тем вечером он решил рискнуть и спросить у Норы, может ли он как-нибудь пригодиться в ее заведении. Если нет, можно попробовать в другом, — так он думал.
Да, она была бы рада, если бы он смог приехать. Дел множество. «Я сбиваюсь с ног, — написала она. — Ты мог бы здорово помочь».
Все оказалось совсем не так, как он ожидал. Никого выхаживать ему не придется, сказала Нора, встречая его на станции, — разве что поднимать иногда, она уже спину сорвала от такой натуги.
— Там есть сад, — добавила она. — Чудесно было бы, если бы ты мог выращивать овощи. И заходил к Ричарду поболтать иногда. Ему скучно, я же вечно занята.
Вот Ричард и стал для него шоком. Внешне он почти не изменился со времен свадьбы — разве что лицо слегка округлилось и волосы поредели, однако, чтобы постичь остальное в нем, его пугающее несчастье, потребовалось время. Поначалу Ричард казался ему довольно избалованным и капризным, ему доставляло почти ребяческое удовольствие изводить Нору. Главной целью в жизни Ричарда было добывать сигареты, курить их в отсутствие Норы и пить любое спиртное, какое ему попадалось. К участию в этих развлечениях он привлек Кристофера.
— А ей рассказывать незачем. Я же просто хочу немного позабавиться, а Бог свидетель, здесь с этим туго.
Узнав, что он согласился, Нора сделала ему строгое внушение.
— Ричарду это вредно, — сказала она. — У людей, которые мало двигаются, возникают серьезные проблемы с легкими, и курение может стать последней каплей.
И еще:
— Мы просто не можем позволить себе держать здесь спиртное. Вопиющей несправедливостью стало бы разрешить его Ричарду и запретить всем остальным. Я хочу, чтобы все было по-честному.
Так что в следующий раз, когда Ричард попросил его купить сигареты, он отказался и объяснил почему. По своей наивности он полагал, что этим дело и кончится, и, конечно, ошибался.
Была зима, и он в основном занимался тем, что пилил дрова для камина в общей комнате. Однажды ближе к вечеру, зайдя с полной корзиной поленьев в маленькую гостиную, которую Нора оставила себе и Ричарду, он обнаружил, что Ричард съехал набок в своем кресле. Оно стояло там же, где обычно, — в углу комнаты, откуда можно было смотреть в окно; Нора говорила, что ему это нравится. Пока он помогал Ричарду сесть прямо, тот бормотал: «Да я пытался… и без толку… ни черта не могу».
