Исход-2050 - [5]

Офицер сделал непонятный для Милова жест:

— Без неожиданностей.

9

Уже сегодня.

Суров вдруг другими глазами посмотрел на свою сумку.

Не очень большую.

Это всё, что он берёт с собою из страны.

Лэптоп, документы, пару смен нижнего белья. И, собственно, всё.

Суров остановился, опёршись на парапет моста, и с досадой посмотрел на небо. Боже, неужели так и не будет просвета в этой сплошной, низко нависшей, серой массе, периодически брызжущей мелким дождём?

10

Марина огляделась. Высокий потолок, красная, с двумя синими полосами по краям, дорожка от двери к массивному, солидному столу из морённого дуба, перед которым — по углам — стояли два стула, на одном из которых она сейчас сидела. Дубовые же панели по стенам. Над столом — портрет.

Всё лаконично и строго.

И во всё чувствуется высокий чин.

То, что ею занимался не какой-то там начальник отдела, не говоря уже о рядовом оперативнике, воспринималась Мариной как должное. В конце концов, она тоже — не с улицы пришла.

Так всё и должно быть.

Хозяин кабинета закончил читать бумагу, бережно положил её перед собой и посмотрел Марине прямо в глаза:

— Это всё?

Марина кивнула:

— Всё.

— Вы ничего не упустили?

Марина недовольно посмотрела на него:

— По-моему, я до сих пор не давала повода сомневаться в полноте моей информации.

Дверь бесшумно открылась.

Её собеседник, не успев никак среагировать на последние слова Марины, и мгновенно словно забыв про неё, вскочил и вытянулся в струнку.

— Разрешите доложить, товарищ Линь…

Вошедший снисходительным жестом прервал его. Внимательно посмотрел на Марину. Поздоровался с ней. Сел на второй стул напротив. И только потом, мельком взглянув на по-прежнему застывшего, словно в почетном карауле, хозяина высокого кабинета, снисходительно махнул ему рукой, разрешая сесть.

— Вот…

Линь вновь хозяйским жестом прервал готовые прозвучать объяснения, взял бумагу — чувствовалось, что он в курсе всего, что тут происходит — и быстро пробежал глазами написанный Мариной текст.

Затем небрежно отложил его в сторону.

— Мы очень ценим ваше сотрудничество, — сказал он, глядя с каким-то отстранённым выражением.

Говорил он правильно, но акцент присутствовал.

— … Поэтому, думаю, мне следует быть с вами откровенным.

На секунду замолчал.

— Ваш бывший муж должен уехать. В России ему оставаться нельзя. Это крайне, скажем так, нецелесообразно. Скажите, вы уверены, что Суров действительно уедет? Существует ли вероятность того, что он в последний момент передумает и решит остаться?

Марина ответила не сразу.

— Мне он говорил, что уезжает.

Она опять помолчала.

— Но Суров… как бы это сказать… человек неожиданный.

Она вопросительно посмотрела на Линя.

И без того неширокие глаза того ещё более сузились.

— Я вас понял, — сказал он, чуть кивнув головой так, словно она подтвердила его собственное мнение.

Запустив руку во внутренний карман пиджака, Линь вынул бумагу и положил её перед Мариной.

— Ознакомьтесь, пожалуйста.

Марина прочитала текст.

— Я должна это подписать?

— Но вы же сами говорили о неуравновешенном характере вашего бывшего мужа.

— Я говорила…

Одна бровь Линя приподнялась и Марина осеклась.

— Но госпитализация…

— Это будет не обычная психбольница, — сказал Линь. — Уверяю вас, ему создадут там очень хорошие условия.

Хозяин кабинета, молча слушавший их диалог и не вмешивавшийся, встал, подошёл к Марине и протянул ей ручку.

Марина, чуть помедлив, поставила свою подпись.

— Думаю, — негромко, словно сама себе, заметила она, — Суров бы предпочёл…

Она не договорила.

Но заметила, как блеснули глаза Линя:

— А вы Марина — какой вариант для Сурова предпочли бы вы?

Глаза Марии расширились.

— Ну, не волнуйтесь так, — успокоительно проговорил Линь и уголки его губ чуть приподнялись в подобие улыбки. — Мы всего лишь рассматриваем все возможные варианты. Такова специфика нашей работы.

Уже выйдя из здания, пройдя на стоянку и сев за руль своей машины, Марина, не заводя мотор, откинулась на спинку сиденья и, закрыв глаза, на минуту застыла.

— Господи, — еле слышно прошептала она, — хоть бы он уехал.

11

Суров обратил внимание, какой тут низкий парапет.

«Легко прыгнуть, — подумал он. — А даже и не прыгнуть, достаточно чуть подтолкнуть…».

Он оглянулся, словно в поисках того, кто его может подтолкнуть, чтобы полетел он вниз, в тёмную холодную воду.

Но мимо него по мосту шла, не останавливаясь, обычная московская толпа. Никому не было дела до человека с сумкой, остановившегося на середине моста и наблюдающего за быстрым течением реки, сдавленным в этом месте искусственно расширенными набережными.

Суров прикинул расстояние до воды. Высоко. Плавать он не умеет. Плюс шок от удара о воду и от низкой температуры этой воды.

Он чуть отстранился.

Ветер здесь, над рекой был настойчивый, и, казалось, ещё более холодный.

Суров поёжился. Скорее бы весна. Но ведь сначала должна пройти зима, а уж потом…

Суров вдруг стал декламировать почти вслух: «Свежеют с каждым днём и молодеют сосны; чернеет лес, синеет мягче даль, сдаётся наконец сырым ветрам февраль, и потемнел в лощинах снег наносный…».

И прикрыл глаза. Бунин. Но мысль уже цеплялась ассоциациями… Катаев, рассказ «Фиалка».