Исход-2050 - [3]

И тут же поймал на себе взгляд того, более взрослого субъекта.

Но всё равно не стал добавлять «за вас и за ваше дело».

«Да пошёл он…» — с облегчением, что он уже может себе это позволить, подумал Суров, выпивая, не отрываясь, свой стаканчик.

— Осваивать Арктику? — спросил он, ставя стаканчик на расстеленную на сиденье газету, где на одноразовых же тарелочках была разрезана какая-то рыбная копчёность. Её он брать не стал.

— В Якутию, — ответил парень, который разливал пиво. — Берите рыбу. На строительство газопровода. В Китай арктический газ качать.

— Газопровод соединит арктические месторождения с общей системой газопроводов, — поправил его «старший товарищ», пристально взглянув на Сурова. — Так что не только в Китай.

— Куда Родина скажет, туда газ и потечёт, — легко и со смехом согласился парень. — Ещё пивка?

— Нет, спасибо, — отказался Суров. — Спасибо, ребята.

Вокруг были молодые, весёлые, доброжелательные лица. Но он почувствовал острую тоску. Тоску чужака.

— Когда заводы будете строить? А то гоним, гоним за кордон…

Он поздно пожалел о том, что сказал. И что толку — жалеть о сказанном…

Его откровенно не поняли. Он видел по недоумённому выражению их лиц. На «сопровождающего» он даже не взглянул.

Повисшее, было, молчание нарушил всё тот же парень:

— Скажут, и заводы построим. Ребята, рыба сейчас кончится — кому не хватит, я не виноват!

Суров встал и тут же вынужден был схватиться за поручень — поезд начал торможение перед станцией.

Сославшись на то, что это его остановка, он вышел на унылую пустую платформу и прождал там полчаса следующую электричку, ругая себя за творимую им глупость и вымокнув под опять зарядившим мелким и пронизывающе-холодным дождём.

4

— Спасибо за сигнал.

Молодой и подтянутый офицер — правда, в штатском, они все тут в штатском, но разве можно в его возрасте скрыть эту фирменную молодцеватую подтянутость — пожал ему руку, взглянув прямо и доброжелательно умным и спокойным взглядом.

Рысин вышел на площадь, мельком взглянув на прямой как стрела, памятник, табличка рядом с которым извещала, что объект в качестве культурного наследия охраняется государством, и тут же опустил голову, заслоняясь козырьком низко надвинутой кепки от брызг дождя, которые швырнул ему в лицо порыв холодного ветра.

5

Суров вышел на перрон, почти дошёл до причудливого здания вокзала… И внезапно словно споткнулся.

Ему вдруг показалось, что ему некуда идти. Москва — огромная, битком набитая народом — стала для него безлюдной пустыней. А он здесь — одиноким и никому не нужным путником, заблудившимся в лишённой ориентиров пустоте.

Лишь через добрую минуту Суров встряхнулся. Как это нет? А Роман?

— На Ленинский, — бросил он, садясь, таксисту.

Милов, в противоположность своей фамилии, был огромен, громок и космат. И, подобно своей фамилии, добрейшей души человек.

— Женька!

И тому живо представилась своя надмогильная плита с датой смерти «2050».

— Задушишь… — хрипло выдавил Суров.

Милов испуганно разжал объятия.

— Извини, — искренне расстроился он. — Так давно тебя не видел…

— Ну ты медведь, — с трудом восстанавливая дыхание, упрекнул его Суров. — Я уже собственную надмогильную плиту увидел. С сегодняшней датой смерти.

— Да? — скосил глазом Милов. — А что, нужна плита? Так мы заказ для своих со скидкой…

— Не дождешься! — погрозил кулаком Суров. — Я ещё тебя переживу, мазила косолапый.

Он вдруг осёкся, а взгляд Милова погрустнел.

Может и переживёт… Только уже никогда они друг друга не увидят. Даже если Милова и выпустят, встречаться с Суровым ему там будет нельзя. Впрочем — не выпустят, андеграунд не выпускают.

Об этом они и беседовали на кухне, как в старые времена, за «рюмкой чаю» и небогатой закуской.

— Повезло тебе, Женя, ох, повезло. С этой твоей премией они с тобой ничего не смогут сделать.

— Ну, сделать всегда что-нибудь можно.

Милов замахал на него своими лапами:

— Тьфу, тьфу, тьфу… Типун тебе на язык!

— Ну а как тут вообще дела? Давно никого не видел.

Роман помрачнел.

— Да ничего хорошего. После твоего ареста словно что-то отрезало. Гибон в психушку попал. У него, правда, действительно странности были… Бан умудрился за бугор свалить — подцепил тут немку какую-то, она его себе в мужья взяла. Многие просто куда-то делись. Особенно после того, как нашу выставку на Лосином менты в хлам порвали. Я туда свой «Остров» отвёз. Так его омоновец в такие мелкие кусочки изодрал, что я восстановить так и не смог. И этюдов, как назло, не осталось. Жалко, хорошая вещь получилась…

Милов помолчал.

— Про Ратова знаешь?

— А что Ратов?

— Ага, не знаешь. Ратов забурел.

— Как забурел? — не понял Суров.

— В прямом смысле. Портреты рисует.

Суров непонимающе смотрел на Милова. А тот довольно лыбился, наслаждаясь его замешательством.

— Так тут фишка в том, чьи портреты, — объяснил, наконец, он.

— То есть…

— Да, да, да. Причём преимущественно жён и любовниц. Очень у него внутренняя страстность во внешнем облике получается. Даже если у оригинала её и в помине нет.

Суров погрустнел. Ему очень нравились поэтические пейзажи Ратова.

— А природу по-прежнему рисует?

— Да когда ему, — махнул рукой Милов, — у него очередь из заказчиков на три года вперёд. Самый модный портретист в Москве нынче.